Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но его притворства не хватало на то, чтобы скрыть злость. И Гаитэ не могла осуждать его за досаду. Кто был бы рад сейчас оказаться на месте Торна? Он не виноват. Но и она не виновата — тоже. Мы может контролировать лишь наши поступки и действия, иногда — даже мысли. Но сердце? Сердце самый непослушный орган в организме. Оно никогда не подчиняется голове. Оно любит и страдает тогда, когда само того пожелает, невзирая на выгоды, страхи, опасности.
Гаитэ могла сохранять верность Торну. Но она не могла ничего не чувствовать к Сезару. Единственное, на что её хватило, так это постараться скрыть свои чувства.
— Нет. Это просто затянувшаяся простуда. А здесь сильный сквозняк.
— Сквозняк? — фыркнул Торн. — Ну-ну. Я так и понял. Ладно, скоро сквозняком вынесет отсюда всё лишнее, а мы, дорогая моя девочка, постараемся использовать свой шанс на счастье, любовь и мир. Что поделать? Радости в жизни не даются просто так. За них надо бороться.
С их первой встречи Гаитэ решила, что Торн красивый и сильный, но не очень далёкий малый. Но чем лучше она его узнавала, тем больше понимала — показная грубоватая простота всего лишь маска, скрывающая ум гораздо более глубокий, чем хотелось бы его врагам.
Торн прав. Ничто в мире не даётся просто так. За всё нужно бороться. За богатство материальные и уж тем более — богатства душевные.
Любовь — это не раз и навсегда данный дар. Любовь к ближнему это труд и неустанная работа, в первую очередь, над собой.
Нет ничего проще, чем позволить себе тянуться к тому, к чему рвётся сердце. И ничто в мире, в итоге, не обходится дороже.
Тянуть к себе естественней. Разжать руки и отпустить то, что дорого, для всеобщего блага — гораздо труднее. Потому людям и кажется, что добиваться желаемого всеми возможными путями есть проявления характера, а отпустить, дать возможность уйти, несмотря на то, что всё в тебе рвётся на части от боли, горит, как при пожаре — слабость.
Но иногда единственный способ сохранить то, что любишь — дать ему возможность уйти. Таким, каким ты его помнишь — сильным, красивым, смелым. Законсервировать в памяти, как мошку в янтаре, и потом годами черпать оттуда силы.
Иногда правильное решение оставить прошлое в прошлом и идти вперёд не оглядываясь.
Идти во что бы то ни стало.
Именно так и становятся звёздами — отряхивая с себя всё земное. Чтобы сиять уже не для себя, а для других.
Весело играла музыка. Кружились весёлые пары. И небо было безоблачным и ярким. Вместе с музыкой, ветром и ярким солнечным днём уходило всё то, что должны было остаться в прошлом.
Сезар сел на своего вороного жеребца — точной копией того, что зарезали в Рэвирдейле. Отсалютовал молодым. И, помахав на прощание рукой, тронулся в пусть.
— Тебе нравятся музыканты? — с улыбкой спросил Торн.
— Кому может не понравиться такое волшебство? — улыбнулась в ответ Гаитэ.
— Тогда — ещё один танец. Теперь нас в нём будет только двое — я и ты.
Гаитэ подарила ему очередную улыбку, беспечную, как нарождающийся день и светлую, как у младенца.
Улыбку, за которой никто не должен был угадать боль в её душе и тонкую трещину в сердце.
Выпрямив спину, подняв голову, она спускалась по ступенькам вниз.
Держать осанку и лицо чтобы не случилось — удел королев. Корона должна безупречно сиять на голове, шлейф за платьем тянуться идеальной ровной линией.
Именно так и становятся звёздами. Потихоньку вытравливая из себя человеческое, естественное, живое.
— Ну, моя дорогая жёнушка? Вперёд? В новую жизнь? Берущую начало в старой, но построенную по-новому?
Гаитэ склонилась в реверансе, предписываемой фигурой церемониального танца.
На душе, сквозь ровную печальную апатию пробегали редкие язычки догорающего пламени — неповиновение, бунт, печаль.
Если для того, чтобы стать звездой и королевой приходится платить такую цену, то вопрос — стоит ли платить её? Или проще объявить себя банкротом?
«Я люблю тебя, Гаитэ», — эхом раздался в памяти голос Сезара.
И потонул в грохочущей весёлой музыке, смехе, ритмичном топоте ног по каменной брусчатке.
Канул, как падает камень на дно чёрного озера.
Но, невидимый, он все же остаётся в озере — никуда из него не девается.
Лежит на дне, дожидаясь своего часа.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ