он не стал придираться и только покачал головой: гражданка, мол, необученная!..

— Садитесь.

Коренастый, плотный, с наголо остриженной головой, он чем-то напоминал Котовского. Диагоналевые темно-синие галифе делали военрука кряжистым, крепко стоящим на земле. В петлицах у него посверкивали по три кубика.

— Пал Сергеевич, а это надолго? — спросил Жек.

— Как всегда… И куда ты, Сорокин, все торопишься? Боюсь, что к самому-то главному ты все-таки опоздаешь.

— Успе-ею… — беспечно протянул Жек.

— Ну, ну, — сказал военрук и вызвал самого длинного как жердь парня в классе — Сашу Глазкова, попросил его развесить плакаты.

Тот вылез из-за парты и нарочно, чтобы подчеркнуть разницу в росте, подошел вплотную к военруку, стал смотреть на него сверху вниз. Военрук уже привык к этой его шутке, улыбнулся, однако сказал:

— Но в войну я буду в более выгодном положении, чем ты: тебе придется глу-убокий окоп рыть, чтобы спрятаться.

— А я буду наблюдателем, — сказал Саша.

— Ну-ну… — Военрук попросил девочек сесть на один ряд и передал им санитарную сумку. — Здесь имеется все необходимое, — хлопнул он ладонью по пузатой сумке, — учитесь оказывать помощь пострадавшему бойцу от ОВ. На этот раз ему на руку попал иприт. Нужно оказать помощь. Оказывайте. А вы, хлопцы, разделитесь на две группы. Этот ряд займется тренировкой. Вот вам противогазы и секундомер. Учитесь правильно и быстро пользоваться противогазом. А вы, средний ряд, пожалуйста, к плакатам. Изучайте пока теоретически его устройство. Потом поменяетесь местами. Занимайтесь.

— Товарищ старший лейтенант, а кто уложится во время, может уйти? — не унимался Жек.

— Можешь уходить, — сказал военрук недовольно.

Павел Сергеевич к военному делу в школе относился самым серьезным образом, искренне старался передать свой опыт ученикам. Он считал, что военные знания необходимы всем: этого требует обстановка. Его коробило, когда одни считали это просто забавой, а другие — вообще ненужным делом. Оглянулся на Сорокина:

— Да, да, можешь уходить. Хотя тебе, Сорокин, это в первую очередь знать необходимо: ты ведь старше всех, допризывник уже.

— Пока еще нет, не вызывали, — сказал Жек. — Но мне правда очень нужно.

— Ладно, — смягчился военрук и подошел к девочкам. Посмотрел с минуту, укорил их мягко: — Вы вот все шутите… А ведь так вытирать иприт нельзя: вы же его размазываете по руке, и площадь поражения увеличивается. Я же вам показывал прошлый раз. Забыли? Кто помнит?

Катя Сбежнева все еще была в обиде на Гурина, сердилась, стояла отчужденно в сторонке, смотрела на подруг, как они путаются в бинтах: ей было все это неинтересно.

— Вы не помните? — спросил у нее военрук.

Катя молча взяла ватку, сняла ею с руки «иприт», обработала «рану» и забинтовала. Сделала все это она аккуратно, быстро, серьезно. Удивился военрук такой ловкости, похвалил:

— Очень хорошо! Даже профессионально.

— У меня мама врач, научила, — сказала Катя и отошла в сторонку, сунув руки в кармашки вязаной кофточки.

Васька издали смотрел на нее виновато и хотел, чтобы она оглянулась на него. И она, словно угадав его желание, оглянулась и показала ему язык, но тут же улыбнулась — простила. Гурин подмигнул ей — помирились.

— Очень хорошо! — восторгался меж тем военрук. — Учитесь, — сказал он девушкам. — Пригодится. Не только на войне, это и в повседневной жизни надо уметь делать — перевязать рану и прочее. Мало ли какие несчастные случаи бывают.

В конце занятий военрук усадил всех по местам и с какой-то таинственной торжественностью открыл фанерную коробку. Он выдвинул, как в пенале, крышку и тут же прикрыл коробку руками:

— Об игре… Она, как вы знаете, начнется двадцать третьего февраля — в День Красной Армии. Времени осталось совсем немного. Вы — старшие — будете командирами, поэтому прошу соответствовать своему званию: игра — она только по названию игра… Быть готовым к обороне — это не просто призыв, слова, это наша вынужденная необходимость. — Он снял руки с коробки: — Сейчас я раздам вам знаки различия.

Сверху в коробке лежали белые нарукавные повязки и косынки сестер милосердия.

— Это вам, девушки. — Военрук передал Кате Сбежневой сразу все тряпичные изделия. — Раздайте. А это строевым командирам. — И он извлек из коробки пару алых петлиц с двумя эмалевыми кубиками на каждой. — Лейтенанты, прошу, Глазков, Гурин, Костин… Получите. — Военрук вложил каждому в руку петлички, как награду, — бережно, торжественно, со значением.

Взял Гурин петлицы, будто синичку поймал, — мягонькие, щекочут ворсинками ладонь; сердце сладко забилось: «Настоящие!» Приложил к воротничку и, засмущавшись, тут же снял, повернулся идти на место.

— Стоп, стоп!.. Еще не все, — остановил его военрук. — Нарукавные нашивки. Лейтенанты по два золотых угольничка, младшие лейтенанты — по одному. На правый рукав. Вот так, — он поднял свою руку, показал.

— Ой, какие красивые! А нам? — заныли девочки.

Они отобрали у ребят петлицы, стали прилаживать их к своим воротничкам. Откуда-то появились зеркальца, смотрятся в них наперебой, восторгаются:

— А ничего, нам тоже идут!

— Военная форма всем идет, — согласился военрук, довольный произведенным впечатлением. — Знаки различия сегодня же нашейте и с завтрашнего дня носите их повседневно, чтобы к началу игры привыкли к ним и чувствовали себя свободно. Все. До свидания.

— Вася!.. Вася!.. — зовет взволнованно мать. — Ну, где ты схоронился?.. Иди сюда скорее!..

Васька слышит материн радостно-взволнованный голос, торопится закончить свое дело, ради которого спрятался в дальнюю комнату, отозвался:

— Сейчас!.. — Откусил торопливо нитку, сплюнул кончик, прилипший к языку, надел пиджачок, застегнулся, расправил петлицы, нашивку на рукаве — все, как следует быть, — доволен! Выступил чеканным шагом навстречу матери, остановился перед ней по стойке «смирно»:

— Я вас слушаю, товарищ командир!

Увидев сына в регалиях, мать удивленно отступила:

— Ой, боже мой! Напужал!.. — И тут же подошла, потрогала осторожно пальцем петлички, сказала: — Красиво! Не терпится тебе, не дождешься? Скоро, сыночек, скоро наденешь настоящие. Вот уже вызывают. — Она протянула ему желтую стандартную открытку.

— Что это?

— Читай на обороте.

Гурин перевернул открытку, стал читать: «…явиться в военкомат для прохождения комиссии и постановки на военный учет. При себе иметь паспорт и справку с места работы (учебы)». Прочитал, повертел открытку, спросил радостно:

— Мне?..

— Тебе, тебе!.. Кому ж еще?.. — Мать смотрела на Ваську, и глаза ее постепенно наполнялись слезами, как роднички ключевой водой.

— Ну чего ты, ма? — поморщился недовольно Васька.

— Не верится мне… Не верится, что ты в самом деле уже вырос. Думала, не дождусь того дня, когда ты будешь призываться. А оно, бог дал, дождалась! Повестку вот уже прислали… Значит, правда вырос… Оттого и плачу — от радости… Ну, благославляю тебя, сынок, пусть у тебя все будет хорошо: