– По-моему, он наводит на нас орудия главного калибра, – Гюн посмотрел на Беренику с усмешкой. – Разве ты не велела радировать им, что у нас в трюмах коллекция знаменитых гемм и триумфальные одежды из храма Юпитера Капитолийского? Неужели не догадалась?

– Я ничего не забуду, – прошептала Береника, побледнев. – Когда я вернусь вновь на Землю, я ничего не забуду, клянусь.

«Неужели все беды позади и Рим наконец свободен?»

«Во время вступления в Рим все ножны мечей легионеров и кавалеристов были опечатаны».

«Римляне восторженно приветствовали легата Рутилия».

«Постум заявил, что местонахождение его матери Летиции Августы ему неизвестно».

«Сенаторы возвращаются в Рим. Временно заседания сената ведёт сенатор Авреол. Вчера сенат утвердил на пост префекта претория легата Гнея Рутилия, чью кандидатуру предложил император Постум и чьи заслуги перед Римом неоспоримы».

«Как сообщил капитан „Божественного Юлия Цезаря“, линкор не обстреливал пассажирский теплоход. Судя по показаниям спасшихся с борта „Сапфо“, на теплоходе произошёл взрыв. Так называемые патроны римского народа Береника и Гюн погибли. Почти все ценности, похищенные из храма Юпитера Капитолийского и из императорского дворца, благодаря героизму некоторых членов экипажа и пассажиров удалось спасти».

«Акта диурна», 13-й день до Календ октября[54]

Когда Квинт положил перед Рутилием письмо императора, префект претория не сразу понял, о чем идёт речь. Прочёл раз, другой. Это было обращение императора к сенату с просьбой даровать Постуму и вместе с ним Элию триумф.

Постуму и Элию. Рутилий ещё раз перечитал бумагу. О нем, Рутилий, в письме не было ни слова. Ах нет, его имя будет. Внизу. Своей подписью Рутилий подтвердит, что Постум Август и Элий достойны триумфа. Легат должен заявить, что Август лично командовал армией. Замечательно! Оказывается, Постум командовал армией! Оказывается, именно он выиграл битву. А что же Рутилий? Он пойдёт за колесницей триумфатора. А почему не впереди вместе с пленными? Из-за Элия погиб отец Рутилия. Теперь Постум хочет украсть его славу. И они вместе справят триумф. А Рутилий ему в этом поможет.

Итак, он пойдёт за колесницей. И тут легат сообразил, что даже и этой чести не удостоится: он во главе Второго Парфянского входил в Город, выгоняя оттуда сброд Сертория и Береники. Рутилий уже пересёк священную черту померия. И значит – будет стоять среди зрителей и смотреть, как император празднует триумф в честь победы над варварами.

– Кто поедет с письмом в Город? – спросил префект претория, хотя уже предвидел ответ.

– Ты. И я вместе с тобой.

Да, подобное испытание мало кто вынесет. То есть его вообще нельзя вынести. И потому нужен верный соглядатай. Ну что ж, служи, Квинт, быть может, император вручит тебе пару фалер. А может быть, сделает префектом претория вместо Рутилия через годик-другой – в твоей преданности он не усомнится. Только сумеешь ли ты разбить вражеские войска, преданный Квинт?

В этот день сенат заседал в храме Марса на форуме Августа. Здесь сенаторы всегда рассматривали вопрос о проведении триумфа. Никто не посмел проголосовать против. Все были за триумф. О да! Отцы-сенаторы привыкли угождать Бениту. Теперь будут угодничать перед Постумом.

Прямо с заседания Рутилий отправился в таверну. После того как Береника с Серторием ограбили Город, после того как солдаты Рутилия ворвались на эти улицы, странно видеть веселье и какое-то совершенно невозможное радостное настроение горожан. Тёплая погода тому причиной? Или та удивительная лёгкость, которая появляется в воздухе, после того как беды схлынут? И всем весело и легко. Все ожидают чего-то совершенно невозможного. И главное – надеются, что зачтутся все страдания, все преодолённые беды, преданность и жертвы, принесённые ради смутной, но радостной цели. И Город сияет – в смысле самом прямом. Его мыли губками, его красили, чистили, скоблили. Повсюду пахнет свежей древесиной, свежей краской и ещё – молодым вином. Все ходят в венках, и повсюду цветы. И все говорят о предстоящем триумфе. Ожидают праздника. Все, кроме Рутилия. Но все они обманутся так же, как Рутилий. Почти наверняка. Префект претория думал об этом со злорадством. Вот тот старик за столиком у стены, что уже полчаса сидит над пустой чашей, глядя остановившимся взглядом в никуда, с тёмным лицом, навсегда сожжённым загаром, с длинными седыми волосами философа и суровым взглядом солдата, – кто оценил его многотрудную жизнь? Судя по стоптанным сандалиям и драной тунике – никто. Неожиданно старик поднялся, подошёл к префекту, навис над ним, глядя в упор испытующе.

Молодой человек невольно поднялся.

– Гней Рутилий? – спросил старик.

– Да.

– Хорошо, очень хорошо сражаешься, – удовлетворённо кивнул старик и направился к выходу.

Эта странная похвала неожиданно согрела и окрылила.

– Погоди! – префект претория кинулся за ним. – Что ты хотел сказать? Ведь ты что-то хотел сказать?

Старик отрицательно покачал головой:

– Только то, что сказал. Ты – отличный полководец.

– Да, отличный, – пробормотал сквозь зубы Рутилий. – А триумф справляет император. А я буду стоять в толпе и смотреть.

– И я тоже, – старик рассмеялся. – Э, да ты, гляжу, злишься на Постума Августа. Завидуешь, хочешь сам ехать на колеснице? Не стоит, поверь мне, не стоит. Ты многое сделал. Но Постум сделал куда больше. Он угадал момент, когда можно вырвать власть из рук Бенита. Он поставил тебя во главе римской армии. Без него Рим бы не победил. Он знает свой час. «А знать свой час – превыше всего». Не завидуй ему. Он заслужил этот миг торжества. Я тоже завидовал. А чем кончилось?

– Кто ты?

– Корнелий Икел. Тебе говорит что-то это имя?

Имя, разумеется, Рутилию было знакомо. Более чем.

– Ты специально меня нашёл? – Префекту претория стало не по себе. С этим человеком ему не хотелось равняться. Хотя его похвала многого стоила.

– Нет, это случай. Всего лишь случай. Молись ему.

Да, Фортуна Счастливая позволила Рутилию выиграть сражение. Фортуна Возвращающая позволила вернуться в Рим. А все остальное… какое это имеет значение? Ведь он сделал все как надо. Его отец, погибший в Нисибисе, мог гордиться таким сыном.

Но все равно боль обиды не проходила.

– Неужели ты не понял, Гней? – Икел обращался к нему как к сыну – по имени. – Это же просто: Постум просит триумф не для себя – для Элия. Но Элию одному триумф не дадут. А Постуму и Элию – дали. Неужели ты для своего отца не сделал бы то же самое?