Официант спрашивает на итальянском:

– Полицию? Зачем?

– Вы должны вызвать их, – говорит немец на английском. – Наша машина… Кто-то сделал…

И он рубит воздух кулаком.

– Кто-то повредил вашу машину? – спрашивает официант на итальянском. И похоже, он ничуть не удивлен.

– Да, да, – говорит немец по-английски. – Вы должны вызвать полицию.

– Хорошо, – кивает официант без особого энтузиазма. – Сейчас вызову полицию.

Но прежде он подает Тони заказанный эспрессо – Тони это приятно, хотя немцев это выводит из себя, особенно женщину, которая поворачивается к двери и демонстративно вздыхает. Официант неспешно возвращается к бару и берет трубку, закрепленную на стене, рядом с календарем, на котором видны фотографии сельскохозяйственной техники.

Тони внезапно посещает мысль, что его машина также под угрозой. И он говорит немцам, нервно топчущимся на месте.

– Можно спросить вас, где вы припарковались?

Немец смотрит на него без признаков понимания. Но затем отвечает, жестикулируя:

– Вон там, рядом с маленьким озером.

– О, – говорит Тони, – я тоже там припарковался.

Немец только пожимает плечами, давая понять, что у него есть дела поважней, чем думать о том, кто где припарковался, и поворачивается к официанту, который что-то говорит по телефону. Тони разобрал слова: «Еще один».

Когда официант вешает трубку, Тони уже стоит перед ним с купюрой в десять евро.

Опасаясь худшего, он выходит из кафе и направляется к озеру, туда, где припарковал машину, и снова чувствует запах собачьего дерьма. То предупреждение о ворах… Не следовало им пренебрегать. Вот показался его «пассат», и он ускоряет шаг. На первый взгляд все в порядке. Да, все в порядке. Неподалеку он видит «опель»-универсал с разбитым стеклом. Бедные немцы. Наверное, приехали на выходные – и вот вляпались. Когда он пытается выехать назад на главную дорогу, ему навстречу движется полиция. Возможно, ему стоило бы остаться и помочь немцам в разговоре с полицейскими, ведь они, похоже, не знают итальянского и им очень повезет, если кто-то из полицейских говорит по-английски. Здесь мало кто знает английский. Даже большинство летних туристов итальянцы. Что ж, разберутся как-нибудь. Он уже на переезде на Страда-статале-309. Нужно повернуть налево – он ждет, пока освободятся обе полосы. Он слышит, как тикает индикатор поворота, а машины все едут с двух сторон. Солнце, уже начиная садиться, светит прямо в глаза, и он опускает щиток. Отдаленные деревья тают в холодном желтоватом сиянии на горизонте. Машины все едут. Он барабанит указательными пальцами по черному пластику руля. Как это глупо. Он подавляет зевок. Слева приближается грузовик. С другой стороны, наконец, чисто. Грузовик еще довольно далеко. Однозначно, он сумеет проехать. Если не будет тянуть. Так не тяни. Давай же. Сейчас.

Amemus eterna et non peritura.

Amemus – будем же любить. Eterna – вечное. Et non peritura – а не преходящее.

Будем же любить то, что вечно, а не преходяще.

Он в незнакомой комнате. Свет тусклый. Как будто вечер или самое раннее утро. Он лежит на кровати, глядя на потолок, очень высокий. Там что-то есть, какой-то светильник. Maggio, frutti e fiori. Giugno, vado al mare… Голова у него тяжелая, туманная. Ottobre, con la nebbia. Он не знает, где он. Откуда-то из-за двери слышит чьи-то шаги, голоса. В двери матовое стекло, и за ним иногда проплывают силуэты, неясные формы, оживляющие на секунду матовую поверхность стекла. Amemus eterna et non peritura.

Солнце ярко освещает комнату. Рядом сидит Джоанна.

– Привет, Тони, – говорит она.

– Привет, – откликается он.

– Ты не знаешь, где находишься? – догадывается она.

Она выглядит уставшей, думает он. И говорит:

– Нет. Где я?

– Ты в больнице, в Равенне.

– Разве ты не должна быть в Нью-Йорке? – спрашивает он.

– Да, должна.

Она сидит на стуле у кровати.

– И мне придется уехать через пару дней, – говорит она.

– Ясно, – произносит он, ощущая слабость, и, собравшись с силами, спрашивает: – Как я сюда попал?

– Ты ничего не помнишь?

Он пытается вспомнить.

– Я был в аббатстве в Помпозе. Так ведь?

– Произошла авария, – говорит она. – «Пассат» вдребезги.

– Какая авария?

– Кажется, они считают, – говорит она, – что ты выезжал с боковой дороги и пытался повернуть налево, а там ехал грузовик, кто-то обгонял его, и ты не видел их, пока не стало слишком поздно.

Повисает долгая пауза.

– Я ничего такого не помню, – признается он.

– Ну, тебя выбросило в поле, видимо. И если бы не подушки безопасности, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. У тебя сотрясение мозга, так сказал врач.

– Сотрясение?

– Да. Думаю, тебе хотят завтра сделать томографию, чтобы быть уверенными, что больше там ничего нет.

Он чувствует легкую дурноту. И снова опускает голову на подушку – до этого он полусидел, разговаривая с ней.

– Машина на мое имя, – говорит она. – Так меня и нашли.

Он смотрит на лампочку на потолке. Его взгляд следует за проводом, тянущимся по потолку к стене над дверью, а дальше по верху стены к отверстию в одной из других стен. Чувствует он себя странно.

– Я принесла тебе кое-чего, – говорит она. – Пижаму и так далее.

– Хорошо. Как ты? – спрашивает он рассеянно.

Вопрос звучит странно. Она отвечает не сразу.

– Отлично. – А потом добавляет, как бы почувствовав, что одного слова недостаточно: – Ты же знаешь, как я себя чувствую в это время года.

Он пытается припомнить, какое сейчас время года.

Джоанну как будто что-то нервирует, и она поворачивает голову, хотя в этой комнате, в этой блеклой маленькой больничной палате, не на что смотреть.

Ситуация какая-то неловкая. За все двадцать лет, если не больше, совместной жизни с ними еще не случалось чего-то подобного. Все это время каждый из них был занят, по большому счету, собственной персоной. И они редко обращались друг к другу за помощью, а если и обращались, это было чисто деловое сотрудничество – точно партнеры по бизнесу, связанные общим делом – долгами, профессиональными услугами. Совсем не так, как сейчас.

Тони кажется беспомощным и вялым от лекарств, когда лежит в постели, в больничной толстовке с номером, вышитым на рукаве.

– Я вылетела вчера вечером, – говорит она, снова переводя взгляд на него с неправдоподобно низкой раковины. – Рейсом «Райанэйр». Из Станстеда.