Джулия видит, что муж задумался. Шагнул в прошлое. Об этом говорят сжатые в кулак пальцы.

Она, с комом в горле, тоже вспоминает. Анджелина и Джузеппина — на которых показывали пальцем, которых крестили тайно, без всякого торжества, даже бокалов не подняли — были признаны только после рождения Иньяцио, ребенка мужского пола, продолжателя дела торгового дома.

И не важно, что сейчас у них приданое, заставляющее наследников аристократических семей бледнеть, не важно, что они говорят по-французски, носят драгоценности или кружевную вуаль на мессу, — они так и остаются незаконнорожденными. А она — содержанкой. Иные воспоминания лежат на дне памяти, но не умирают, всегда находят силы подняться из глубин и причинить боль.

Потому что бывает боль, которая не проходит.

Но Винченцо сейчас не до ее переживаний: он не может смириться с тем, что получил отказ. Глаза ему застилает пелена гнева, за ней не видно чужих обид.

— Попробуй понять. Я тогда был… — Он делает паузу, просит у нее помощи.

Помощи, которой не будет. Уже нет.

— Ты строил и ломал, Винченцо, не думая ни о ком. Я несколько лет жила с нашими детьми без всяких прав, боясь, что с минуты на минуту ты выставишь меня за дверь, что женишься на дворянке, которую искала тебе мать. — У Джулии сипнет голос, но она делает над собой усилие. Она должна сказать то, что надо сказать, что носит в душе многие годы. — Ты жил своей жизнью, шел своей дорогой… — Она рубит воздух рукой, голос дрожит. — Но с меня хватит, ты должен выслушать меня. Я не позволю, чтобы Анджелина и Джузеппина прошли через то, через что прошла я, не хочу, чтобы они унижались так же, как я. Ни одна из наших дочерей в угоду тебе не выйдет замуж за того, кто ее презирает, только лишь потому, что ты хочешь защитить свои интересы, интересы дома Флорио.

Винченцо тяжело опускается в кресло.

— Я женился на тебе, Джулия.

Он испытующе смотрит на нее снизу вверх в немой просьбе о перемирии.

— Потому что у тебя родился мальчик и тебе надо было узаконить наследника. Если бы родилась еще одна девочка, я все еще жила бы на виа Дзекка-Реджа, а у тебя, вероятно, была бы жена лет на десять моложе, родившая тебе наследника.

В этих словах звучит ее многолетний страх — страх того, что она никогда не подходила ему. Что она — его самое большое разочарование. Провал всей его жизни.

Винченцо встает, кладет руки ей на плечи.

— Нет. — Подходит ближе, почти дышит ей в лицо. — И да. — Обнимает ее, говорит на ухо: — Потому что даже если б я такую нашел, то не разрешил бы ей разговаривать со мной так, как ты.

Он сильно сжимает ее плечи. Джулия удивлена, почти напугана. Она замирает, но спустя мгновение прислоняется к его груди, пальцами нащупывает биение сердца под жилетом. Чувствует, как он взволнован, нервничает.

— Я хочу самого лучшего для моей семьи, — шепчет он.

Она поднимает голову.

— Ты хочешь самого лучшего для своего торгового дома, Винченцо! — Она не скрывает раздражения. — Самое лучшее для тебя — это титулованный зять, который придал бы вес имени Флорио. Но девочки родились вне брака, и это твои дочери. Никакой дворянин никогда не женится на них.

Джулия наносит болезненный удар — напоминает мужу, что для многих он так и остается босяком, племянником выходца из Баньяры. Она хватает его за левую руку, на безымянном пальце — обручальное кольцо и кольцо дяди Иньяцио.

— Анджелина говорит правду. Их не приглашают на приемы, как других девушек их возраста, и часто на балах они стоят в сторонке. У них хорошее образование, но этого недостаточно.

— У них будет богатое приданое, — упрямо возражает он, высвобождая руку. — Деньги станут их пропуском в дворянские круги.

— Нет. Если хочешь будущего для дома, ты не о них должен печься, а об Иньяцио. Это его нужно будет правильно женить. На него ты должен сделать ставку.

* * *

Винченцо долго думает над ее словами, когда остается один в кабинете.

Джулия права.

Он стоит перед книжными полками: стеклянные створки, кожаные корешки, золотое тиснение. Книги — литература на английском, научные труды, учебники по инженерной механике — рассказывают о его жизни. Потому что создавать для него значит строить.

Неужели мой труд был напрасным, бессмысленным занятием? Своими силами создать промышленную империю из того малого, что мне оставили, экспериментировать, делать то, что никто никогда до меня не делал на Сицилии — всего этого недостаточно?

Да, оказалось недостаточно.

— Герб они хотят. Дворянскую кровь. Поч-те-ни-я… — Он произносит последнее слово по слогам и смеется про себя. Злым смехом, превращающим улыбку в оскал.

Он забыл, что унижение такое горькое на вкус.

Злость оказывает волной. Винченцо подавляет крик, сбрасывает со стола бумаги, журналы, даже чернильницу. Ореховая поверхность стола принимает на себя яростный удар ладонью.

Чернила разливаются на черновик письма, адресованного Карло Филанджери, князю Сатриано. Теперь можно прочесть только одно имя: Пьетро Росси.

Злость вскипает. Винченцо кажется, что судьба смеется ему в лицо.

— Мерзавец! — восклицает он и комкает лист бумаги. Чернила пачкают пальцы, текут по запястью, как черная кровь, дыхание медленно восстанавливается.

Пьетро Росси, председатель правления Королевского банка, который мучает его бестолковыми претензиями. Который всеми способами пытается дискредитировать его. Который хочет заставить его отказаться от должности. Который не оплачивает его работу торгового представителя. Который пытался пренебречь им. И который уже вывел его из терпения.

* * *

Несколько дней назад Винченцо дежурил в Королевском банке: была его очередь собрать деньги с судовладельцев, зарегистрировать их, предъявить документы к платежу и получить следуемые к уплате суммы.

Прошел час. Потом другой. Никто не пришел.

Незадолго до обеда он нетерпеливо схватил пальто и шляпу и направился к лестнице.

И там встретил Пьетро Росси.

— Куда вы направляетесь? — спросил его тот, даже не поздоровавшись.

— На виа Матерассаи. Я потерял уже три часа своего времени и не намерен терять больше ни минуты.

Росси — высокий, тощий, с жесткими усами — перегородил ему путь.

— Ошибаетесь. Ваша должность — ваш долг. Вы останетесь здесь до трех.

— У меня уже пропало утро по вашей прихоти, Росси. Не явился ни один заимодавец. Да хотя бы и вы… вы должны мне платежные ведомости с марта прошлого года. Без них мне не заплатят за службу.

Росси округлил глаза и засмеялся ему в лицо.

— Вы хотите, чтобы вам заплатили?.. За что?