Ярость превратила меня в убийцу… не совсем настоящего. Я знал, что меня не накажут.

Осторожно вдел в кармане пальцы правой руки в стальной кастет с длинными кривыми шипами. Заточенными как лезвия. Не глядя на охранника, не спеша, вынул руку из кармана и неожиданно для него резко ударил его в живот. Шипы легко прошли сквозь его куртку и рубашку и вонзились в его спортивное тело.

Так же резко выдрал кастет из его туши… вместе с большим куском куртки и кровоточащей плоти. Охранник даже не завопил. Осел и пустил кровавые слюни. А я пошел дальше.

Никто не подбежал ко мне, не закричал, не вызвал полицию.

Перед тем, как покинуть улицу красных фонарей, я обернулся, посмотрел…

И не увидел ни лежащей фигуры охранника, ни мужчин, рассматривающих женщин в витринах. Витрины были закрыты листами фанеры, расписанными граффити, а двери борделей — заколочены досками. Некоторые домишки были давно снесены. Там, где они когда-то стояли — какие-то жуткие люди жгли костры и исступленно танцевали, уродливо дергаясь и свирепо рыча.

Это были каннибалы из моего триллера. И происшествие с охранником тоже было оттуда.

…

Вот и моя улица. Слава богу, дом на месте. Четыре моих окна недобро темнели в высоте.

Дверь в подъезд была заперта. Ага, список жильцов. Тут когда-то стояла и моя фамилия. Не смог прочитать ни одного имени. Размыто все…

Позвонил наугад. Никто не отозвался. Только собака где-то завыла. Протяжно и гадко.

Через несколько минут услышал приближающиеся тяжелые шаги.

Дверь открыла ужасно толстая старуха. Едва взглянув на меня, ушла к себе. Физиономия ее была похожа на лицо японского борца сумо. Я услышал, как она сопит и бормочет: «Тьфу, тьфу, нежить…»

Захотелось убраться отсюда… но идти мне было некуда. Денег в кармане не хватило бы даже на ночевку в дешевой гостинице, а провести ночь, сидя на корточках у костра рядом с танцующими каннибалами, мне не хотелось.

Пошел наверх.

Вот и моя старая дверь. Дубовая. С окошечками, застекленными ячеистым сиреневым стеклом. В одном из них был виден олень с солнцем между рогами. В другом — гном с длинной синей бородой.

Как и в стародавние времена, рядом с дверью, на позолоченной тумбочке, помещался горшок с неизвестным мне растением. То ли экзотическим кактусом, то ли редким видом алоэ. Машинально поискал ключ под горшком. Нашел!

Открыл дверь и вошел.

…

В коридоре было темно, сколько ни щелкал выключателем, свет не включался. Похоже, в квартире действительно никто не жил. Коридор выглядел таким, каким я его оставил. Пустым и пыльным.

Открыл на ощупь дверь в мою бывшую мастерскую. Через два огромных окна в нее лился синеватый свет фонарей. Бывшая мастерская тоже была пуста. Только на стенах ее как будто еще висели картины, которые я тут написал.

Не картины, а их эфирные тела…

Нет… нет, таких страшных чудищ я никогда не рисовал!

Полужабы-полускорпионы, смеющийся лошадиный череп на куриных ножках, гигантская бабочка с оскаленной пастью гиены…

От моего взгляда они стали сгущаться и превращаться в живые материальные тела. Выскочил из бывшей мастерской и закрыл за собой дверь. Услышал шип и царапанье когтей. Подпер дверь плечом, чтобы чудища не вырвались. Все стихло, как только я вспомнил, в каком рассказе я описал эту сцену.

…

Зашел в гостиную.

И тут тоже — перекрещенный свет фонарей. Цветные отблески от светофора на перекрестке. Гулкая пустота.

Вдруг… перед глазами побежали как испуганные косули призраки знакомых мне людей, видимо гостей, которых я тут принимал. Сотни. Сотни фигур. Никто из них не остановился, хотя бы на мгновение, не дал себя рассмотреть.

Призраки? Почему же я физически ощутил вызванное ими движение воздуха?

Вот, несколько фантомов окружили меня… показали мне свои бледные лица. Глаза закрыты, губы сжаты. Мертвые?

— Друзья, остановитесь, прошу…

Пропали. Только одно печальное женское лицо какое-то время еще висело в воздухе. Затем исчезло и оно.

Я был уверен, что знаю женщину, которой оно принадлежало. Да, я прожил с ней не один год. Ее зовут… Нет, не могу вспомнить. Но помню ее нежную податливую грудь, страстные глаза, короткие энергичные пальцы. Вспомнил, как крепко сплетались во время любви наши тела, как мы шалили и брызгались в Красном море, как гонялись за стрекозами на солнечных лужайках Саксонии и дурачились рядом с Железной девой в музее пыток в Ротенберге. Когда смотритель вышел в другую комнату, она уселась в специальное пыточное кресло, усыпанное шипами, а потом, дома, попросила меня зализать кровоточащие ранки. Шипы, впрочем, были не очень острые. Помнится, мы еще долго играли потом в инквизитора и еретичку… попеременно меняясь ролями.

— Кто ты, милая? Ты жива? Я забыл твое имя, прости… Как тебя зовут? Тильда? Сигрун? Откликнись.

Никто мне не ответил. Я слышал только приглушенный рев автомобилей с улицы. И еще — какой-то невнятный шепот или шум, доносившийся как бы ниоткуда. Похоже, его источник был в моей голове.

Неожиданно понял, почему я не смог вспомнить ее имя. У нее не было имени. Эта женщина была героиней одного из моих рассказов. В нем она ни разу не была названа по имени. И все эти «гости», бегущие через гостиную, не были ни призраками, ни воспоминаниями. Они тоже были моими литературными героями. Теми, которые много лет назад встали стеной между мной и живыми людьми. И винить в этом некого — эту стену выстроил я сам. И спрятался за ней в своем придуманном мире.

…

Из гостиной я отправился в спальню.

И тут же увидел свет под дверью. Значит, в спальне кто-то есть. Мурашки по коже. Еще одна встреча с самим собой. Вошел.

И сразу узнал… узнал шторы, большие абстрактные картины на стенах, тумбочки, торшеры, платяной шкаф орехового дерева, трельяж, узнал и свой красный диван, на котором проспал столько лет. Что он только ни видел и ни слышал, через какие любовные треугольники ни протащил меня, мой старый добрый коняга.

Диван был застелен. Под одеялом кто-то лежал…

Я еще не успел испугаться, как человек скинул с себя одеяло…

Это опять была проклятая Меланья Трамп. Что за наваждение? Об этой крале я точно никогда ничего не писал. Кто посылает ее ко мне? Зачем?

Меланья ловко перепрыгнула через меня как лошадь через барьер. Начала танцевать и кувыркаться как гимнастка. Запела куплеты на неизвестном мне славянском языке.

Я щелкнул кнутом и пригрозил ей. Она подошла ко мне и ласково пригласила меня лечь с ней на диван. Я подчинился.

Ее лицо во время полового акта несколько раз изменилось. Я вел себя грубо и несколько раз рычал на нее, когда она начинала слишком громко стонать. Когда подошел мой черед терять голову — она мне отомстила, превратилась в ту самую жирную старуху с лицом японского борца.