Барб предложила в первый же свой свободный день взять Мадисон и поездить с ней по магазинам. «Не волнуйся, баловать ее не буду, – пообещала она Алисе. – Никаких новых тряпок, ничего такого. Вот если только она найдет что-то совсем особенное, тогда отложу до ее дня рождения».

Отмывая львов, Алиса раздумывала, будут ли они теперь выглядеть так же? Не поздно ли? Не испортили ли их безвозвратно годы забвения?

А у них с Ником будет ли все точно так же, как было? Не наросла ли на них обоих грубая кора из ссор, предательств, грязных слов, не закрыла ли наглухо все, что в них когда-то было нежного, хорошего?

Да если и так… Они все отмоют, отскребут до идеальной чистоты. Все будет просто отлично. Как новое! Она так яростно скребла гриву Милдред, что от усердия стиснула зубы.

Зазвонил телефон, и Алиса не без радости отложила губку в сторону.

Это был Бен. Голос его по телефону звучал глубоко, медленно, очень по-австралийски, словно с ней говорил кто-то из глубинки. Он рассказал, что целые сутки Элизабет просидела в кровати, не отрываясь от телевизора, громко протестуя каждый раз, когда он делал попытку его выключить, и что он не знает, насколько у него еще хватит терпения.

– Она, должно быть, очень расстроилась оттого, что последнее ЭКО оказалось неудачным, – ответила Алиса, глядя на холодильник, где на магнитах висели фотографии детей и школьное расписание, и очень желая хоть как-нибудь помочь сестре.

В трубке на мгновение стало тихо, а потом Бен сказал:

– Нет, тут другое. Я точно знаю. Мне звонили из клиники, подтверждали вызов на ультразвук. Она забеременела…

Домашняя работа, написанная Элизабет для Джереми

Я слышу, как в соседней комнате он звонит Алисе. Я взяла с него слово не говорить ни единой душе, что я беременна.

Так и знала, что он его не сдержит. Болтун!

Ты не представляешь, как меня все бесят. Он сам. Его мать. Моя мать. Алиса. Ты, Джереми. Я вас всех терпеть не могу. Даже не знаю почему.

Вероятно, потому, что все вы мне сочувствуете, жалеете, понимаете, а больше всего – из-за того, что надеетесь. Потому что мне все уши прожужжали: «Ну, теперь-то точно!», «У меня хорошее предчувствие!».

Ярость во мне ходит тяжелыми темно-красными волнами. Я представляю, что катаюсь на них. Наверное, нечто подобное испытывают при родовых схватках. Тошнит, ноет грудь, во рту какой-то непонятный привкус, нам это уже так знакомо, и я не могу пережить это еще раз, не могу, не могу!

А больше всего меня выводит из себя, что, хотя я говорю, верю и точно знаю, что потеряю и этого ребенка, как и всех предыдущих, я слышу также, как внутри меня шепчет тихий радостный голос: «А вдруг…»

Алиса ехала к Элизабет.

Пришлось воспользоваться указаниями Бена, потому что ни одна улица в этом районе не казалась ей даже смутно знакомой. Может, она редко бывала у Элизабет? Ну да, ей ведь вечно было некогда… Некогда, некогда, некогда…

Они жили в доме из красного кирпича, перед которым расстилался ухоженный газон. Окружение было семейное. Во дворе соседнего дома стояли детские качели, и женщина, остановив свою машину, отстегивала ремни, державшие ребенка в детском кресле. Алиса подумала, что десять лет назад ее улица выглядела так же.

Как только Бен открыл дверь, послышался громкий звук телевизора. «Она хочет, чтобы он работал на всю катушку, – предупредил ее Бен. – Будь готова. Если пробуешь выключать телевизор, она чувствует себя как загнанный зверь. Меня это просто с ума сводит. Вчера вечером я даже в другую комнату ушел. Не знаю, спала она сегодня хоть минуту».

– Как ты думаешь, что это такое? – спросила Алиса.

– Наверное, боится, что снова потеряет ребенка. – Бен пожал своими по-медвежьи огромными плечами. – Честно-то говоря, я тоже боюсь. Почти обрадовался, когда узнал, что анализ крови отрицательный.

Алиса прошла за Беном через дом – очень аккуратный, опрятный и холодный; нигде никакого беспорядка – в спальню, где в кровати сидела Элизабет, с пультом от телевизора в одной руке и тетрадкой с карандашом в другой.

Она была в том же костюме, что надевала на семинар для продавцов, только волосы были растрепаны и тушь размазалась, и от этого под глазами чернели грязные круги.

Алиса не сказала ничего. Молча сбросила туфли и прыгнула рядом с Элизабет под одеяло, подоткнув под спину подушку.

– Пойду с машиной повожусь, – неловко потоптавшись у двери, наконец сказал Бен.

– Иди-иди, – улыбнулась Алиса ему в ответ.

Когда он удалился, Алиса перевела глаза на профиль сестры. Та сосредоточенно смотрела на экран.

Алиса молчала. На ум не приходило, что бы такого уместного сказать сейчас. Может быть, достаточно и того, что она здесь.

По телевизору шел старый сериал «Чертова служба в госпитале Мэш». Знакомые герои и неожиданные взрывы неестественного смеха, записанные на пленку, вернули Алису в 1975 год, когда они с Элизабет после школы садились на старый бежевый диван, ждали, когда мама вернется с работы, и жевали сэндвичи из белого хлеба, говядины и томатного соуса.

Алиса сидела и размышляла. Какой, в сущности, странный период наступил в ее жизни после того, как в пятницу утром она очнулась в спортзале! Вся прошедшая неделя представлялась ей каникулами в далеком экзотическом месте, где требовались необычные, совершенно новые для нее умения и навыки. Случилось так много всего: знакомство с детьми, открытие, что мать сейчас с Роджером, вечер семейных талантов…

Наконец она почувствовала, как рядом заворочалась Элизабет. Алиса затаила дыхание.

– Тебе что, делать больше нечего? – раздраженно спросила та.

– Сейчас это самое главное.

Элизабет сделала недовольное лицо и потянула одеяло на себя, открыв ноги Алисы. Та дернула его к себе.

«Чертова служба» закончилась, и Элизабет переключила канал. На экране появились тонкие черты Одри Хепберн. Элизабет щелкнула еще раз – на другом канале шло кулинарное шоу.

Алисе захотелось выпить кофе. Она подумала, не собьет ли настроение момента, каким бы оно ни было, если сходит в кухню, сделает себе кофе и вернется обратно. Эх, сейчас бы большой стакан двойного латте со сливками, как у Дино!

Дино…

Она опустила руку в сумку, которую бросила рядом с кроватью, нащупала в ней богиню плодородия и осторожно положила фигурку между собой и Элизабет. Богиня загадочно смотрела на сестер выпученными глазами. Алиса поместила ее лицом к Элизабет.

– Это еще что такое? – через некоторое время спросила та.

– Богиня плодородия. Дино из кофейни просил передать ее тебе.

Элизабет взяла фигурку и внимательно рассмотрела:

– Он, наверное, хочет застраховаться от меня: как бы я не увела еще какого-нибудь ребенка.