Выглянув в окно, Изабелла увидела, как Тьерри, залезший на дерево, привязывает к ветке декоративную ткань. Тьерри вряд ли охотно расстанется с этим местом: отсутствие нормальной ванны его не слишком беспокоило, а вот без привычного леса мальчику будет явно нелегко.

Возможно, Байрон все-таки приедет на праздник, хотя, возможно, и нет. Теперь, когда Байрон больше в ней не нуждался, он даже заговорил по-другому: более отчужденно, что ли, словно уже успел порвать связующие их нити. Пожалуйста, не надо обижать моего сына, мысленно обратилась она к Байрону, не решаясь признаться в том, что имеет в виду себя.

Изабелла отвернулась от окна, и ее взгляд упал на брешь в стене спальни. Эта зияющая пустота пугала ее, как ничто другое в Испанском доме. Она видела во всем этом определенный символизм: собственное туманное будущее – и ничего за душой, черную дыру, в которой они оказались всей семьей.

– Боже правый, ведь это всего-навсего дом – треклятый дом, – громко сказала Изабелла, и голос ее эхом разнесся по пустой комнате с отлакированными полами.

Ладно, довольно страдать. Сейчас самое время собраться и взять себя в руки. Это вовсе не ее дом и, положа руку на сердце, никогда таковым не был.

Она закрыла дыру между спальней и ванной куском гипсокартона, а затем, отыскав внизу шуруповерт, посадила его на шурупы. Нашла старый рисунок пером в рамке, портрет Хосе Каррераса, который в свое время привезла с музыкального фестиваля в Испании, и прикрепила его к стене. Образовавшуюся в стене ванной нишу Изабелла задрапировала старой белой простыней.

Она непременно позвонит тому застройщику и узнает, сколько тот готов предложить за дом, а также попросит одного-двух местных риелторов сделать независимую оценку. Их семья найдет себе стандартное жилье, а жизнь в Испанском доме в скором времени станет для них всего-навсего странной интерлюдией. И она, Изабелла, позаботится о том, чтобы оставшиеся несколько недель прошли без сучка без задоринки. Праздник в честь шестнадцатилетия Китти будет волшебным. Это было правильное решение. Очень разумное.

Изабелла окинула довольным взглядом плоды своих рук. Затем спустилась на кухню, где лежали книги по ремонту из серии «Сделай сам», взятые в скудной библиотеке Лонг-Бартона. Что ж, придется самой установить ванну.

А неподалеку от Испанского дома Лора, разбиравшая вещи в гараже, точно так же пыталась решить, как ей жить дальше. Она пришла в гараж за большим чемоданом, но, споткнувшись о сваленный в кучу запасной инструмент Мэтта, решила немного прибраться. Вероятно, просто в силу привычки. Даже навсегда покидая родной дом, она не могла оставить его в беспорядке.

Лора отодвинула в угол мойку высокого давления, откатила в сторону два газовых баллона и прошла мимо бюро, доставшегося им от мистера Поттисворта. Собрала мусор, сложив его в тачку, чтобы потом сжечь. Лора знала, что домашние дела отлично помогают избавиться от сумятицы в голове. На разборку основных завалов у нее ушло часа два. Затем она сделала перерыв, чтобы полюбоваться аккуратными полками с ровными рядами банок с красками; на каждой банке на всякий случай было написано, для какой комнаты она предназначена. Мэтта, естественно, дома не было. Он куда-то ушел, не обращая внимания на ее мольбы, а Энтони, несмотря на то что был жутко обижен на мать, не осмелился последовать за ним.

«Дай ему время остыть. А уж потом попытайся поговорить, – посоветовал ей Николас. Его носовой платок насквозь пропитался кровью, хотя нос был практически не поврежден. – Он должен многое осмыслить».

Лора даже и не пыталась звонить мужу, поняв всю бессмысленность этого занятия.

Николас уехал час назад. Они сидели в его машине, оставленной на дороге. Он сказал Лоре, что очень ею гордится. А еще, что впереди их ждет новая, счастливая жизнь. Этот дом принесет им удачу.

«Николас, – Лора упорно смотрела на свои аккуратно сложенные на коленях руки, – скажи честно, а ты, случайно, не использовал меня, чтобы подобраться к этому дому?»

Он пришел в ужас. Лора заглянула ему в глаза и неожиданно поняла, что общего у них с Николасом. Она увидела вечные подозрения, недомолвки и недоверие. Она увидела раковину, где скрывается боль.

«Ты единственный честный поступок за всю мою сознательную жизнь», – ответил Николас.

Лора сняла резиновые перчатки, вытерла руки бумажным полотенцем и вышла из гаража. Она была еще не готова вернуться в дом. Ведь там все будет напоминать ей о том, с чем придется расстаться: о семье, которую она собирается разрушить, о клятвах, которые готова преступить. И сейчас ее ум занимали самые дурацкие вещи. Как быть с фамильными картинами? С серебром, принадлежавшим еще ее тете? И стоит ли взять наиболее ценные вещи с собой, чтобы Мэтт, не дай бог, не повредил их в приступе ярости? Но что подумает Николас, если она заявится к нему с ящиками, набитыми фамильными ценностями. И не спровоцирует ли Мэтта на очередные безумства тот факт, что она их забрала? Мэтт вообще стал на себя не похож. Когда он уходил из дому, то был холоден как лед. Но теперь, учитывая, что он в курсе измены Лоры, от него можно ожидать чего угодно. А что подумает ее семья? Она не решалась спросить у Николаса, где они будут жить, пока не переедут в новый дом, чтобы он, паче чаяния, не счел ее расчетливой эгоисткой. И она еще не была в его лондонской квартире. А что, если квартира ей не понравится? Что, если она вообще не сможет жить в Лондоне? И как ей быть с Берни? Берни слишком старый, чтобы приспособиться к городским условиям, но Мэтт вряд ли за ним присмотрит. Ведь он и дома-то практически не бывает. И имеет ли она право пожертвовать Берни ради будущей семейной идиллии? И сможет ли она себя уважать после этого? Когда Николас предложил ей переехать к нему, Лора восприняла это как широкий романтический жест. Но если ты сорокалетняя мать семейства, у которой есть дом, собака, сын и определенное положение в местном обществе, для того, чтобы оборвать прежние связи, совершенно недостаточно просто выйти из дому с чемоданом в руках.

Лору терзал миллион сомнений, и неожиданно ей в голову пришла горькая мысль: «Вот почему Мэтт больше не находит меня привлекательной. Потому что я не способна целиком отдаться порыву страсти. Я всегда буду женщиной, которая вечно упирается, пятится и волнуется, покормит ли кто-нибудь ее глупого старого пса».

Она снова вошла в гараж. Рассортировала контейнеры для перерабатываемых отходов. Подмела пол. И тут ее взгляд упал на бюро покойного мистера Поттисворта. Бюро было старое, обшарпанное, с потрескавшимся ореховым шпоном, с некомплектными ручками. Лора решила, что обработает бюро от личинок древоточца, отполирует и отнесет в дом. Тогда она со спокойной совестью сможет забрать свой письменный стол – тот, который родители подарили ей на восемнадцатилетие. Ведь Мэтта по большому счету мало интересовала мебель, лишь бы она не была слишком мягкой или, наоборот, жесткой.

Лора натянула резиновые перчатки и проверила полки. А потом с дотошностью, о которой в кругу ее друзей и соседей слагались легенды, принялась разбирать викторианское бюро, осторожно вынимая ящики, протирая их губкой и хорошенько пропитывая специальным средством против личинок. И вот когда Лора уже вытащила последний ящик и, перевернув его, положила на столешницу, она увидела это. Два листка бумаги, сложенные в несколько раз и небрежно прикрепленные липкой лентой ко дну ящика.