– Что ты имеешь в виду?

– Будем надеяться, что скоро этот дом станет нашим. Так что чисто теоретически он будет жить с тобой под одной крышей. Под одной крышей с нами. – Он протянул ей носовой платок.

Она взяла платок и вытерла глаза:

– Льняной… Тот самый?

– Мой счастливый…

Лора аккуратно сложила платок и уже более твердым голосом спросила:

– Значит, она сказала «да»?

– Не совсем так… – Николас вгляделся в лицо Лоры. – Но я общался с ней сегодня утром, и когда она узнала, что я буду в ваших краях, то попросила меня зайти поговорить.

– Так, по-твоему, она все же хочет продать дом?

– А как еще можно объяснить ее желание встретиться?

– Может, она хочет соблазнить заодно и тебя, – фыркнула Лора.

Николас осторожно убрал упавшую ей на лоб прядь волос:

– Сомневаюсь, что ее чары на меня подействуют. Но если хочешь, можешь пойти со мной. Проследишь, чтобы я хорошо себя вел.

Он взял ее чемодан и положил в багажник автомобиля. Лора закрыла за собой дверь, стараясь не думать о символическом значении этого жеста. Она помогла Берни запрыгнуть на заднее сиденье, а сама села впереди. Оказывается, за это время Николас успел сменить прежний побитый автомобиль на более элегантный, с бесшумно закрывающимися, как у всех дорогих машин, дверьми.

– На самом деле мне бы не хотелось, – сказала Лора.

– Ты о чем?

– Выходить из машины. Не желаю ее видеть. Не желаю их видеть. Я даже не желаю видеть треклятый Испанский дом. – Лора с несчастным видом уставилась на приборную доску. – Ты сам с ней поговори. А я подожду в машине.

Николас взял Лору за руку. Надо же, подумала она, Николас всегда такой невозмутимый, словно его невозможно вывести из себя.

– Вот увидишь, все будет хорошо, – сказал он, целуя ей пальцы. – Главное, пережить сегодняшний день, который, естественно, будет для нас нелегким. Но Энтони непременно вернется.

Лорина свободная рука крепко сжимала в кармане документ, являвшийся своеобразным оселком для проверки ее представлений о нравственности.

Лора прикусила губу, когда машина свернула в сторону Испанского дома. В душе она была благодарна Николасу за его твердую уверенность в их светлом будущем. Что ж, его слова да Богу в уши!

Как все же приятно готовить кофе на собственной кухне. Байрон достал из кухонного шкафчика кружку и окинул довольным взглядом свой дом на колесах. Роскошным его, конечно, не назовешь, но и конурой тоже. Домик оказался светлым, чистеньким, и, что самое главное, Байрон был тут хозяином. Одежда в комоде, умывальные принадлежности в ванной. Газета лежала ровно на том же месте, где он ее перед уходом оставил. Этот дом он вполне мог считать своим, по крайней мере на время.

Набегавшиеся собаки бессильно растянулись на полу. Байрон потер глаза, пытаясь прогнать усталость. Он уж начал было подумывать о том, чтобы слегка вздремнуть, но, по опыту зная, что потом будет не проснуться, отказался от этой идеи.

Две ложки кофе непременно помогут. Лишний кофеин точно не повредит. Ну и для ровного счета он положил побольше сахара.

Байрон уже собирался сесть, но тут кто-то сердито забарабанил в дверь. Он устало поднялся и пошел открывать. Фрэнк размахивал листком бумаги, его и так румяное лицо побагровело от ярости.

– Ну и что это значит?

– Не хотел тебе мешать, – ответил Байрон. – Ты ведь сказал, что займешься счетами.

– Байрон, ты здесь всего ничего. И что, уже хочешь слинять?

– Фрэнк…

– Я тебе не Фрэнк. Я дал тебе шанс, место, где жить, усадил тебя за свой стол, а ты и обрадовался. Я не вчера родился, Байрон Ферт.

– Послушай…

– Нет, это ты послушай. Я нанял тебя расчистить лес, и как можно быстрее. А если ты думаешь, что можешь валять дурака, бегая туда-сюда, чтобы повидаться с девчонками или с кем там еще, то все, проехали, забудь о нашем уговоре. – Он повернулся спиной и напялил шапку. – Может, зря я не послушал, что люди говорят. «Ой, нет, – говорила Мюриэль. – Дай мальчику шанс. Он раньше был таким хорошим парнем…» Ну и скатертью дорога, – пробормотал Фрэнк и сердито пошел прочь.

– Но я ведь уже закончил.

– Что закончил?

– Лес.

Фрэнк резко остановился:

– Все четырнадцать акров?

– Да. А орешник сложил за амбаром. Как и договаривались.

Фрэнк, который носил один и тот же старый пыльник и в жару, и в холод, недоверчиво пожал плечами:

– Но…

– Я работал всю ночь. – Байрон ткнул пальцем в лист бумаги. – Ты не дочитал до конца. Просто я кое-кому обещал приехать на день рождения, а потому и решил закончить с лесом одним махом. Я вернулся туда сразу после обеда прошлым вечером.

– Так ты осилил все за одну ночь? Что, в темноте? – Байрон в ответ только ухмыльнулся, а Фрэнк еще раз прочитал записку, и его лицо расплылось в улыбке. – Что б мне пусто было! Ты всегда был еще тот жучара, Байрон Ферт! И нисколечко не изменился. Твою мать! Это ж надо, работал всю ночь! – выдал он, закончив свою речь громким «ха!».

– Ну так что, не возражаешь, если я уеду? А к утру понедельника буду как штык, хорошо? Займусь тем участком в двадцать три акра. – Байрон сделал большой глоток кофе.

– Располагай своим временем как хочешь, сынок. Если, конечно, мне не придется подзаряжать тебя от фонарика. Ха! Нет, слыханное ли дело, работать всю ночь напролет?! Пойду скажу Мюриэль. Зуб даю, она испечет тебе сладкий пирог.

Все подтянулись довольно рано, как и предполагала Китти. Ее новые друзья приехали на машинах, которые оставили на подъездной дорожке, или дошли веселыми стайками до Испанского дома пешком по проселку. Китти, счастливая, что ее наконец-то приняли за свою, радостно помахала рукой. Теперь ее нисколечко не заботило прискорбное состояние дома, поскольку внимание гостей было приковано к озеру. Накануне вечером мама сказала ей, что, быть может, они снова переедут. Но когда мама добавила, что они останутся жить в той же деревне и Китти не придется менять школу, девочка почувствовала огромное облегчение. Она прижилась в этих краях. Здесь был ее дом.

– Ты в порядке? – спросила она Энтони, который, пряча от нее лицо, пихал ногой резиновую лодку. – Спорим, она вернется. – Китти положила Энтони руку на плечи. – Она не сможет тебя оставить.

– Я ее видел, – ответил Энтони. – Она уже выставила собранный чемодан в коридор.

Уж кто-кто, а Китти знала, как тяжело потерять одного из родителей. Правда, она не знала, каково это, когда родитель покидает тебя по собственной воле, да и вообще, Энтони выглядел таким несчастным, что она побоялась сморозить глупость.

Итак, они сидели в полном молчании, болтая в воде ногами. Над головой порхали бабочки-капустницы, а стрекоза с радужными крыльями пролетела буквально в нескольких дюймах от сидевшей на берегу парочки, уставившись на них круглыми, навыкате глазами.