В этот момент ненависть, которую Желудев испытывал к сановнику, достигла одного из своих пиков, и понятно почему. Дремучее, самовлюбленное существо, бывший партаппаратчик, наживший миллионы, но ни разу ничем не рисковавший, занимавшийся исключительно коррупционным отсосом, читает ему лицемерные наставления! При этом все в нем лживо и подло — от алмазных запонок в манжетах накрахмаленной рубашки до глубокомысленно-дружеской улыбки.

— Правительство убаюкивает нас сказками об экономическом росте, — ничего не замечая, продолжал поучать Скороходов. — Кажется, оно само находится в плену иллюзий, как и, увы, наш блистательный президент. Но мы-то с вами практики, Станислав Ильич. Мы прекрасно понимаем, что после того, как обрушится цена на нефть, — а это непременно произойдет по той простой причине, что нынешние цены невыгодны Америке, — у нас останется совсем мало резервов, чтобы держаться на плаву. Земля, энергетика, рабочая сила — ну что еще? Ах да, минералы. Неисчерпаемые запасы. Понимаете, о чем я?

Чтобы не показать охватившей его злобы, Желудев склонился над рюмкой, откашлялся. Сделал глубокий вдох и медленный выдох.

— Что с вами, Станислав Ильич? — фальшиво обеспокоился Скороходов. — Никак поперхнулись?

— Ничего, ничего, пройдет… Значит так, Егор Антонович, в принципе, вы меня убедили, но есть два условия.

— Слушаю внимательно.

— Первое, один из экземпляров контракта вы подпишете лично. И второе, дальнейшее прохождение документации должно проходить под контролем одного из моих юристов. Без выполнения этих условий сделка не состоится.

Скороходов отреагировал спокойно, лишь ненадолго задумался, мелкими зубками обкусывая крупное розовобокое яблоко.

— Видите ли, дорогой Станислав Ильич, моя подпись противоречит протоколу заключения подобных соглашений. Она будет выглядеть по меньшей мере странно. И потом, даже из соображений деловой конспирации разумнее не засвечивать некоторых фигурантов. — Он гаденько хохотнул и добавил: — Исходя из вашей логики, можно потребовать прямого участия премьер-министра либо самого президента.

— Не потребую, — успокоил Желудев. — Экземпляр с вашей подписью нигде не будет фигурировать. Останется в моем сейфе.

— Хорошо, согласен, — кисло усмехнувшись, ответил Скороходов.

После встречи с сановником Станислав Ильич уже подъезжал к офису, когда, повинуясь невнятному толчку, приказал водителю развернуться и гнать на Симферопольское шоссе. Зачем ему понадобилось повидать мадам Софи, он сообразил по дороге. Заноза, запущенная в сознание беглецами, никуда не делась, саднила денно и нощно. Призрак Левы Кобрика, взыскующего свои миллионы, витал над головой. Станислав Ильич уже много дней находился в нервном, взвинченном состоянии, когда достаточно небольшого психологического нажима, чтобы начался необратимый распад мозговых клеток. Он понимал, что так и будет болтаться, как дерьмо в проруби, до тех пор, пока не увидит своими глазами труп оборзевшего вахлака, а теперь, похоже, вдобавок и бренные останки невесты, закусившей удила. Генерал Васюков по пять раз на дню клялся и божился, что принял все меры, подключил якобы Интерпол и другие международные организации, поднаторевшие в розыске преступников, включая знаменитое антитеррористическое подразделение Моссада, и со дня на день ждет благоприятных известий, но Желудев ему больше не верил. Своими чекистскими байками генерал явно водил его за нос. Желудев решил, что, как только эта подлая история закончится, рассчитается со стариком сполна.

Он поехал к мадам Софи, чтобы выведать какие-либо подробности, узнать побольше о личности Никиты, что, возможно, натолкнет его на след.

Коммерческая психушка с лирическим названием «Утоленные печали» располагалась в трех километрах от магистрали, в сосновом бору, на отшибе от заселенных мест и представляла собой трехэтажный особняк новейшей архитектуры, окруженный, как водится, глухим бетонным двухметровым забором с пропущенным поверху электрическим током. «Кадиллак» Желудева и джип с пятью телохранителями уперлись мордами в закрытые железные ворота. Из будки вышел парень в камуфляже с автоматом наперевес. Махнул рукой, чтобы кто-нибудь подошел к нему. Чертыхаясь, Желудев набрал на сотовом телефоне номер Малевича. К счастью, тот был у себя в кабинете. Узнав гостя, доктор возбужденно-радостно загомонил:

— Сейчас, сейчас, Стас, извини великодушно, у нас порядки… без строгости никак нельзя…

Через минуту выскочил второй охранник, что-то сказал первому, ворота начали раздвигаться. Желудев благополучно въехал на больничную территорию. Однако джип с охраной остался за воротами. Навстречу ему с высокого больничного крыльца скатился Илья Иссидорович, старый товарищ, и поспешно зашагал к нему, стремясь поскорее заключить в дружеские объятия. Это был коротконогий, пузатый крепыш пятидесяти лет от роду с добродушным лицом заклинателя змей. Когда целовались, Желудев словил такую густую струю чеснока, смешанного с водкой, что голова закружилась.

Доктор нежно взял его под руку и провел по своим владениям, давая короткие пояснения с такой гордостью, словно знакомил с бесценными музейными экспонатами. Это — игровая площадка, это морг, это домашний крематорий для безнадежно больных, это — в ярко-желтой пристройке — ресторан и казино для элитных сумасшедших с превосходной кухней. Во время прогулки им попались несколько местных обитателей. Мужчина в дубленке и красивая женщина в короткой норковой шубке стояли, взявшись за руки, напротив друг друга и с сосредоточенным видом, выдерживая небольшие паузы, с силой стукались лбами. Больничная рулетка, с довольным видом объяснил Шалевич. Полезная для здоровья игра. Правила простые: у кого первого башка треснет, тот выиграл.

— Понарошку играют?

— Зачем понарошку, на живые деньги. Обрати внимание на мужчину… Помнишь банкира Петерсона?

— На которого было пять покушений?

— Да, это именно он. Дама — его бывшая любовница, прима Большого театра Муравушкина. Заметь, поселилась у нас добровольно. Так сказать, самоотверженная любовь.

Неподалеку от влюбленной пары пожилой дядька в пятнистом маскировочном халате с лопатой на длинном черенке с яростью врубался в мерзлую землю. Углубился почти по пояс — потный, с растрепанной, кудлатой головой.

— А это кто?

— О-о, — добродушно засмеялся доктор. — Не узнаете? Это же Сема Голобородов из фракции «Свободная Россия». Ближайший сподвижник Генки Бурбулиса, ельцинский призыв. Давно ли блистал на всех экранах, и вот, извольте видеть: — босс по-прежнему заседает в Думе, а он здесь. Так проходит слава мирская.

— Что он делает?

— Роет могилу для последнего коммуниста. Говорит, со дня на день подвезут. Случай совершенно безнадежный.

В отдалении, под елями группа больных, человек шесть, сбившись в тесный кружок, раскачиваясь, заунывными, нестройными голосами распевала псалмы. Щемящие звуки проникали в самое сердце.

— Партийная спевка, — сказал Шалевич. — Дети Березовского с канала НТВ. Готовятся к приезду комиссии из Пентагона, надеются разжалобить заокеанских хозяев. Кстати, опасный народец. Ночью в палате придушили своего сотоварища, который что-то ляпнул о свободе слова.