– Предоставь дело мне, и никто не сядет в тюрьму.

Адвокат Вуди собрал свидетельства жителей Мэдисона и по ним восстановил картину тех смертных мук, которые пережила из-за Люка Коллин. Но прокурор снова выкрутился: Люка убила не Коллин, и вопрос о прежнем насилии в их семье нельзя брать в расчет при определении того, находился ли Вуди в состоянии необходимой самообороны. С точки зрения обвинения, Вуди открыл огонь не для того, чтобы положить конец нападению, как того требует принцип необходимой самообороны. Он проник в дом Люка с оружием. Он с самого начала намеревался с ним покончить.

Суд оборачивался катастрофой. После двухдневных прений уже никто не сомневался, что приговор будет обвинительным. Чтобы избежать слишком сурового наказания, дядя Сол предложил пойти на сделку со следствием: Вуди признает себя виновным в убийстве в обмен на сокращение тюремного срока. Но когда они собрались за закрытыми дверями, чтобы заключить соглашение, прокурор оказался неумолим.

– Меньше пяти лет заключения я не допущу, – заявил он. – Вудро поджидал Люка в его доме и убил его.

– Вы же знаете, что это неправда, – взорвался адвокат Люка.

– Пять лет тюрьмы, – повторил прокурор. – И вы прекрасно знаете, что я делаю вам одолжение. Он бы легко мог получить и десять, и пятнадцать.

Потом дядя Сол, Вуди и его адвокат долго совещались. Во взгляде Вуди мелькала паника: он не хотел садиться в тюрьму.

– Сол, – сказал он моему дяде, – ты же понимаешь, что если я скажу “да”, они на меня в следующую секунду нацепят наручники и посадят на пять лет под замок!

– А если ты скажешь “нет”, то рискуешь провести там большую часть жизни. Через пять лет тебе еще и тридцати не будет. Ты успеешь начать жизнь сначала.

Вуди был раздавлен. Он с самого начала сознавал, что ему грозит, но теперь угроза превращалась в реальность. Он взмолился:

– Сол, попроси их не арестовывать меня сразу. Попроси дать мне несколько дней провести на свободе. Я хочу явиться в тюрьму как свободный человек. Не хочу, чтобы меня сковали, как собаку, прямо в ближайшие четверть часа и зашвырнули в автозак.

Адвокат передал его просьбу прокурору, и тот согласился. Вуди приговорили к пяти годам тюремного заключения с отсрочкой исполнения приговора на неделю: двадцать пятого октября он должен был явиться отбывать срок в исправительное заведение в Чешире, штат Коннектикут.

43

Балтимор, Мэриленд,

24 октября 2004 года

Завтра Вуди посадят в тюрьму. Ближайшие пять лет своей жизни он проведет там.

По дороге из аэропорта Балтимора в Оук-Парк, где прошло мое детство и где мы с ним скоротаем последний его день на свободе, мне уже видится, как он входит в ворота внушительного исправительного заведения в Чешире, штат Коннектикут. Я вижу, как ворота за ним закрываются, как его раздевают, обыскивают. Вижу, как он надевает тюремную робу и его ведут в камеру. Слышу, как за ним захлопываются двери. Он несет одеяло и простыни, а справа и слева идут два тюремщика. Он проходит группу других заключенных, и те разглядывают его.

Завтра Вуди посадят в тюрьму.

Александра едет со мной. Сидит на переднем сиденье и смотрит на меня в упор. Она прекрасно видит, что я погружен в свои мысли. Обнимает меня за шею и очень нежно гладит по голове.

Въехав в Оук-Парк, я сбавляю скорость. Делаю круг по кварталу, где мы были так счастливы – Вуди, Гиллель и я. Мы встречаем патруль Оук-Парка, я делаю им тайный знак. Потом сворачиваю на Уиллоуик-роуд и останавливаюсь у дома Балтиморов. Вуди и Гиллель, мои кузены, мои братья, сидят на ступеньках крыльца. Гиллель держит в руках фотографию, и оба смотрят на нее. Фото нас четверых, сделанное девять лет назад, в день отъезда Александры. Гиллель видит, что мы подъехали, и прячет фотографию в лежащую рядом книгу, чтобы не помялась. Они встают и идут нам навстречу. Мы все долго обнимаемся и целуемся.

До Драмы остается месяц, но мы об этом еще не знаем.

Вуди не имел права находиться в Балтиморе. Суд постановил, что на время отсрочки он не должен покидать пределы штата. Но он счел, что если нельзя провести последний день на свободе там, где ему заблагорассудится, значит, он уже в тюрьме.

Чтобы не проходить контроль, он не полетел самолетом. Гиллель заехал за ним на машине в Коннектикут, и ночью они вернутся обратно. Проведут вместе последнюю бессонную ночь, встретят рассвет, плотно позавтракают оладьями с кленовым сиропом, яичницей и жареной картошкой, а потом, утром, Гиллель отвезет его в тюрьму.

День только начинался. Погода стояла великолепная. Осень раскрасила Оук-Парк в красный и желтый цвет.

Все утро мы провели на крыльце, наслаждаясь теплом. Дядя Сол принес нам кофе и пончики. В полдень он сходил за гамбургерами в один из любимых ресторанов Гиллеля. Мы все пятеро поели на воздухе.

Вуди выглядел безмятежным. Мы говорили о чем угодно, только не о тюрьме. Александра сказала, что наши поездки по радиостанциям по-прежнему приносят плоды: ее песни передают все чаще, а альбом начал продаваться. Она распродала уже несколько десятков тысяч дисков. С каждой неделей он все выше поднимался в рейтингах.

– Как вспомнишь тебя десять лет назад! – улыбнулся Гиллель. – Давала нам концерты у себя в комнате, а теперь, надо же, стоишь на пороге славы.

Он взял книгу и вытащил из нее фото нашей четверки. Мы засмеялись, вспоминая юность.

После обеда мы с Вуди и Гиллелем пошли прогуляться по Оук-Парку. Александра, сославшись на то, что хочет помочь дяде Солу убрать коробки из-под гамбургеров, оставила нас побыть втроем.

Мы бродили по тихим улицам. Команда садовников сметала с аллей опавшие листья, и это напомнило нам времена Скунса.

– Хорошая была штука Банда Гольдманов, – произнес Вуди.

– Она и есть, – ответил я. – Ничто не кончилось. Банда вечна.

– Тюрьма все меняет.

– Не говори так. Мы к тебе все время будем ездить. Дядя Сол говорит, что тебе наверняка скостят срок. Ты скоро выйдешь, и мы будем рядом.

Гиллель кивнул.

Мы обошли квартал и вскоре вернулись к дому Балтиморов. Снова уселись на крыльце. Вуди вдруг сказал мне, что ушел от Коллин. Не хотел обрекать ее на пять лет в комнате для свиданий. В глубине души я подумал, что он просто не любил ее по-настоящему. С ней он чувствовал себя не таким одиноким, но никогда не любил ее так, как любил Александру. Я счел своим долгом поговорить с кузенами о ней:

– Простите, что я вас предал, тайно завел роман с Александрой.

– Ничего ты не предал, – отмахнулся от меня Гиллель.

– Банда Гольдманов вечна, – добавил Вуди.

– Когда ты выйдешь из тюрьмы, Вуд, мы все втроем куда-нибудь поедем. Надолго поедем. Можем даже снять дом в Хэмптонах и провести там все лето. Можем каждое лето вместе снимать дом.