Остальные битловские родители считают, что у миссис Харрисон не все в порядке с головой, — они не понимают, зачем она тратит столько времени и сил на фанатов, она ведь не обязана. Но миссис Харрисон поклоняется поклонникам. Она — фанатка фанатов.

В любую свободную минуту она отвечает на письма битломанов. Зачастую сидит и строчит до двух часов ночи. Миссис Харрисон лично пишет около двухсот писем в неделю. Не отписки, а нормальные письма, страницы по две. Да еще подписывает и рассылает фотографии. На почтовые расходы семья тратит запредельные суммы.

«Я всегда отвечаю сама, кроме разве что писем явных психов. Если письмо на иностранном языке, например на испанском, я их внимательно читаю, нахожу знакомые слова — скажем, „admiro“[169]. Тогда я примерно понимаю, о чем речь, и высылаю подписанную фотографию». Каждый месяц она ездит в ливерпульский клуб битломанов и забирает новую пачку фотографий. У них бывает до двух тысяч в месяц.

«С самого начала мне приходили такие чудесные письма от поклонников — а чаще от их мам. „Дорогая миссис Харрисон, Вы и представить себе не можете, что значило для моей дочери Ваше письмо. Она годами писала в эти липовые фан-клубы, и никто никогда не отвечал, а тут — письмо от самой мамы Джорджа! Моя дочь просто до потолка прыгала!“ Сами понимаете, надо было отвечать и дальше… Конечно, было время, когда ответить на все письма было физически невозможно. В 1963-м и 1964-м приходило по 450 писем в день со всего света. Когда Джорджу исполнился двадцать один год, пришли тридцать тысяч открыток и полчища вопящих поклонников. Пришлось поставить снаружи полицейского. Он все никак не мог пережить, что подростки целуют дверную ручку. „У вас что, всегда так? — спрашивал он. — Я бы, наверное, спятил“. Несколько лет почту нам привозили в специальном фургоне, но сейчас все сильно поуспокоилось. С двумя сотнями писем в неделю я справляюсь, если не ленюсь».

Корреспонденты миссис Харрисон имеют привычку нежданно-негаданно заявляться на порог. Только что у нее гостила семья американцев, специально приехавших ее навестить. «Они на две недели поехали в Европу и Священный город. В Британию не попадали, но прилетели из Парижа в Манчестер, а там взяли такси к нам. Повезло им, что мы были дома».

Миссис Харрисон всегда любила эпистолярный жанр, еще задолго до того, как Джордж прославился. С двумя подругами она переписывается тридцать лет. Их адреса миссис Харрисон получила из журнала Woman’s Companion. Одна живет в Барнсли, Южный Йоркшир, другая в Австралии. С обеими миссис Харрисон делится семейными сплетнями с 1936 года. Когда «Битлз» приехали в Австралию, в газетах замелькали детские фото Джорджа. Никто не понимал, откуда они взялись. Сам Джордж их прежде не видел. А это австралийская подруга раскопала снимки, которые миссис Харрисон присылала ей много лет назад.

«Люди думают, из-за Джорджа мы здорово изменились. Мы тут на днях были на свадьбе одного битломана, и нас там спрашивали: „Вам, наверное, с нами не очень интересно?“ Им кажется, мы тут норковые манто не снимаем… Они хотят, чтобы мы были не такими, как они. Не знаю почему. Гарри, когда еще работал, вечно слышал: „Только не говорите, что еще работаете“. А теперь он не работает, и они совсем уверились, что мы другие. Куда ни кинь, всюду клин».

Мистер Харрисон ушел на покой в 1965 году, проработав водителем автобуса тридцать один год. «Я водил большой автобус, 500-й маршрут. Это экспресс, он едет через весь Ливерпуль, очень быстро, тут важно не угодить в пробку. Как-то раз Джордж спрашивает: „Сколько тебе платят на твоей пятисотке?“ Десять фунтов и два шиллинга, говорю. „В день?“ Нет, говорю, в неделю. Так их, говорит Джордж, и растак, я тебе заплачу против этого втрое, чтоб ты ничего не делал. Проживешь на десять лет дольше».

Каждое лето чета Харрисон открывает праздники садоводов по всей стране — обычно католические. Миссис Харрисон в церковь не ходит, но, родившись католичкой, считает своим долгом по возможности помогать церкви.

«К югу мы доехали аж до Солсбери. Как называлось то место к северу от Лондона, Гарри? Ах ты ж, батюшки, забыла. Харпенден, вот как. В местных газетах расписали, что мы приедем на открытие. Всегда так делают… Еще мы судим конкурсы красоты. Помогаем инвалидам, слепым, ну и церквям. Мне, вообще-то, все равно, ради кого это все… Обычно я вначале коротко говорю, что мне очень приятно быть здесь и сделать им что-то полезное. Передаю им привет и наилучшие пожелания от Джорджа и мальчиков. А когда мы обходим палатки, нас засыпают вопросами. Нам нравится. Ну, хоть чем-то людям помочь».

Родной отец Ринго, тоже Риччи Старки, очень редко виделся с Ринго, с тех пор как развелся с его матерью. Ринго было тогда пять лет.

Как вспоминает Ринго, отца он, когда вырос, видел лишь один раз. Было это в 1962 году — он тогда еще играл с группой Рори Сторма.

«Я как-то зашел к Старки, а он там, — рассказывает Ринго. — К тому времени я уже повзрослел и ничего не имел против него. Он сказал: „Я вижу, у тебя машина“. А я как раз тогда купил „зодиак“. Я говорю: „Хочешь выйти взглянуть?“ — „Хочу“. Мы вышли, он осмотрел мою машину. И на том все. Я его больше не видел и с ним не общался».

Позже отец Ринго уехал из Ливерпуля. Теперь он живет в Кру, работает кондитером в булочной, подрабатывает мойщиком окон. Он снова женился, но детей у него нет. Ринго — его единственный сын, а дети Ринго — единственные внуки. Он собирает их фотографии, выдирает их из газет. Успехам сына он совершенно не завидует, только жалеет, что их не увидел его отец, — тот Маленького Риччи обожал. В семье его самого называют Большим Риччи, а Ринго — Маленьким Риччи.

С первых дней славы Ринго его отец сознательно избегал известности и самого Ринго, что достойно всяческого уважения. Когда люди замечали сходство имен и спрашивали, не родня ли он Ринго, он отвечал, что дядя. Однако Большой Риччи признается, что был бы не прочь повидаться с сыном. «Но я медлительный. Меня надо пнуть, чтоб с места сдвинуть». Его раздражает, когда Гарри Грейвза, отчима Ринго, порой называют в газетах «отцом Ринго». Он хотел бы внести ясность, но в то же время не хочет, чтобы пресса прознала, кто он и где живет. Ему неохота очутиться в лучах славы Ринго.

Как и Ринго, он тих и склонен к самоуничижению. У них с Ринго много общего внешне — в особенности нос. И оба терпеть не могут лук, что очень странно, — они же практически не жили вместе.

Мать Ринго Элси и отчим Гарри Грейвз живут в роскошном бунгало, как с выставки «Идеальный дом», в Вултоне, очень престижном районе Ливерпуля. Дом обошелся в восемь тысяч фунтов. Найти его помогла Мари Магуайр, подруга детства Ринго. Неподалеку, в лучшей части Вултона, жили Эпстайны. Элси и Гарри — единственные из битловских родителей, кто остался в Ливерпуле.

Дом стоит вдали от дороги, на участке почти в акр, и окружен лужайками и кустами роз. Это очень шикарный район, где все дома словно безлюдны и смахивают на экспонаты с выставки, — в отличие от бывшего района Дингл, где на каждом шагу люди высовываются из окон или толкутся на ступенях.