Турецкий даже приостановился.

- Так что, я ничего не смог?

Качалова успокаивающе чмокнула его и грудь.

- Ну не то чтоб ничего. И вообще, главное не победа, главное участие.

Турецкий мрачно крякнул.

- А кроме того, Саша, ты сегодня уже более чем реабилитировался.

- Еще нет. Но сейчас ты посмотришь.

Турецкий прибавил огня и напора. Вера застонала, откинувшись на пульт.

Пульт немедленно откликнулся. Раздался ужасный рев внезапно ожившего экрана. Ревела толпа, восторженно приветствуя Верочкиного мужа, который лобызался с тем самым толстым немецким банкиром, который ел Верочку глазами в начале церемонии.

- Фу, с омерзением прошептала она, оправившись от испуга, изменник.

- Да, негодяй, согласился Турецкий. Просто подлец. А ты, собственно, про которого из них?

- Какой же ты поганец! возмутилась Вера. И за что я тебя только люблю?

- А ты меня любишь? немедленно воспользовался ситуацией Турецкий и увеличил интенсивность движений, дабы простимулировать процесс обдумывания ответа.

Качалова внимательно посмотрела на него и совершенно серьезно сказала:

- Не знаю. Но ты мне нравишься. Очень.

Толпа на экране одобрительно зашумела. Фроловский в упор посмотрел на них и, сладко улыбнувшись, провозгласил:

- Я очень надеюсь, что сегодняшняя встреча станет не единственным примером столь плодотворного сотрудничества.

- Да уж, усмехнулся Турецкий, будь уверен.

- Ой, смотри! воскликнула вдруг Вера, указывая на экран. Вон, видишь, такой представительный дядечка рядом с выдрой в мехах. Это тот самый генерал ФСБ, который любовник Насти Родичевой. Помнишь Настю?

- Не помню я никакой Насти, отмахнулся Турецкий. И, если честно, ни помнить, ни знать не хочу. Не хочу никого, кроме тебя. И вообще, выключи, пожалуйста, этот говорильник, а то твой муж меня нервирует. Ишь выпучился, подглядывает!

Качалова засмеялась и стукнула по красной кнопке. Шум умолк. В тишине был слышен только все ускоряющийся скрип буржуйских стульев.

В конце концов хлипкая конструкция, конечно, развалилась, но это уже не могло ничему помешать.

Подняв глаза. Турецкий уперся взглядом в очередной наглый циферблат. Тот показывал 21:29. В Аделаиде.

- Боже, какой бардак! простонал Турецкий. В какой-то поганой Аделаиде люди спать ложатся.

- А у нас? поинтересовалась Вера.

- А у нас протокол. Цигель, цигель, ай лю-лю!…

Мистер Роуз зажмурился от ласки теплого влажного воздуха, окутавшего все тело. После многочасового комфорта в казенной вентиляции лайнера, напоенный ароматами весны и пряных запахов Азии воздух Исламабада показался респектабельному англичанину милее ванны из шампанского. Он обаятельно раскланялся со стюардессами и стал спускаться по трапу расслабленной, неторопливой походкой человека, у которого все отлично нигде не жмет, никому он не должен и никто его не ждет. Такое блаженство души способно охватить лишь путешественника, оставившего за спиной груз привычных оседлых забот и ненадолго убежавшего от своих близких в какой-нибудь совершенно другой мир.

Мистер Роуз плотоядно обвел взглядом пассажиров, несколько внимательнее остановившись на женской их половине. Какие же они разные, эти пакистанки. Одни весьма современные леди, не отличишь от бизнес-вумен, как, например, та в шикарных полузатемненных очках и белом брючном костюме, с искусственной розой в густых волосах. Другие сущие варварки в балахонах, с наглухо покрытой головой и сеточками на глазах, как та, что стыдливо втиснулась между колонной и креслом, максимально отгородившись от мира…

У мистера Роуза от впечатлений несколько закружилась голова, по справочнику он определил, что находится в нескольких шагах от гостиницы "Палли", которую он наметил своим пристанищем еще в Лондоне, исходя из собственного финансового положения и рекламных обещаний комфорта в отеле. Экзотические растения в холле на поверку оказались искусственными, странно, но в такой благодатной стране предпочитали почему-то стирать пыль с полиэтиленовых листьев, чем поливать натуральные пальмы. Кожаные диваны приняли уставшего мистера Роуза в свои объятия, пока он заполнял обычные в таких случаях карточки гостя. Благодушное настроение в предвкушении чистой постели и бодрящего душа нарастало в геометрической прогрессии. Но уже через несколько секунд мистер Роуз почувствовал некоторое беспокойство, каковое и объяснить даже самому себе оказалось невозможно. Мистер потер затылок, достал носовой платок и беспомощно оглянулся на стойку бара, где спорили все так же громко два местных жителя, потягивая джин-тоник. Откуда, собственно, проистекло внутреннее беспокойство мистера Роуза? Пакистанцы не обращали никакого внимания на тихого англичанина. Мистер Роуз сделал контрольный выдох и стал листать паспорт в поисках номера, но отделаться от мысли, что чьи-то назойливые глаза сверлят его со спины, он так и не смог. Резко повернувшись, повел взглядом по рядам искусственных пальм и вдруг понял… В уголке за кадкой примостилась женщина в белом балахоне, с сеточкой на глазах, как будто отрешенная от внешнего мира. И хотя лица ее почти не было видно, а фигура скрывалась в широких складках одежды, мистер Роуз мог побиться об заклад, что это была та самая стыдливая пакистанка, на которой он задержал взгляд в аэропорту. Уж что-то слишком характерное прослеживалось в ее позе, манере прятаться в укромные уголки и проникать сквозь сеточку на глазах в окружающее пространство. "Да, спецслужбы всех стран тоже, как видно, не слишком утруждают себя оригинальностью".

Закрывшись в номере, мистер Роуз понял, что расслабиться ему за этими дверями теперь не удастся ни на минуту.

Легенда английского ученого-востоковеда не спасла следователя Турецкого от подозрительной пакистанской разведки. Не исключено, что, пока он в качестве мистера Роуза оформлял документы, в номере 420 уже были установлены подслушивающие устройства или эта гостиничная комната заранее оборудовалась как шпионская цитадель. Времени на обдумывание плана действий не оставалось. В конце концов, сила Турецкого в незнакомой, враждебной стране заключалась только в его собственной сноровке и находчивости. Для начала предстояло переодеться сменить официальный костюм английского джентльмена, в котором он обращал на себя чрезмерное внимание прохожих, на более демократичные джинсы и ни к чему не обязывающую холщовую рубашку.

Когда Турецкий подошел к зеркалу, чтобы оценить новый "прикид", кто-то осторожно нажал на ручку двери. Турецкий замер, непрошеный гость, словно вороватая кошка, все так же едва слышно ковырялся у входа. "Вероятно, диссертация у меня легкой быть не обещает", пронеслось у мистера Роуза в голове, когда он метнулся к косяку двери и прижался спиной к стене, стремясь слиться с белой поверхностью. Оружия у него не было, но сдаваться без боя Турецкий не желал. Наконец, поскрежетав вхолостую еще какое-то время, ключ в замочной скважине повернулся, и на пороге как ни в чем не бывало появилось шоколадное создание с белой горкой полотенец на руках, в чистом переднике и наколке на волосах. Оно проследовало в ванную, видимо даже не подозревая о присутствии хозяина. Турецкий прокрался следом. Создание выдернуло из стопки одно полотенце и перебросило его через блестящую вешалку, глаза девушки пугливо заскользили вокруг и наткнулись на глаза Александра. Он, сложив руки на груди, спокойно наблюдал за горничной. Она охнула, приложив ладонь к губам, точь-в-точь как это свойственно любой особе слабого пола в любом конце Земли.