Мерида задумался.

— Вот именно, пусть пробуют БЕСПЛАТНО, — продолжал пояснять я. — Раз дают даром — значит подвоха нет, никто на деньги их не имеет, почему б не рискнуть? Дадут какому-нибудь больному нищему, кого не жалко, чтоб убедиться, что это не яд. Потом — кому-то посолиднее. А после и сами распробуют, ну, те, кто управляет городом. А после начнут покупать — ибо ты сам видел, лекарство работает. За любые деньги покупать будут. Понесут свои солиды мне, сюда. НАМ, — поправился я. — И все вырученные за лекарство деньги пойдут в доход НАС, нашему войску, согласно уговору, пергамент о чём мы два дня назад написали.

Хлодвиг задумался, думал долго.

— Граф, не вяжется. Ты продаёшь им СВОЙ порошок. А деньги — на всех. Тогда как можешь САМ продать его в другом месте за те же деньги, без того, чтобы делиться с нами.

— Хлодвиг, в тебе есть авантюрная жилка, ты умеешь и любишь считать деньги, — улыбнулся я, хваля своего барона, но при этом давая точную характеристику, как его чувствовал. — И деньги липнут к тебе — они любят тех, кто умеет их считать ПРАВИЛЬНО. Но ты примитивен, слишком мелко мыслишь. Я уже приводил пример с коровой, как получить от неё больше прибыли. Её надо меньше кормить и больше доить.

Нас слушало несколько человек, десятники и другие бароны, дружно прыснули.

— Не смейтесь, многие думают именно так. Но на самом деле надо смотреть на вещи шире. Есть такая штука, называется ИНВЕСТИЦИИ. Когда ты вкладываешь что-то, какой-то ресурс, себе в минус. Но с целью получить прибыль в будущем. Так и тут, я вкладываюсь в мир на своей земле. Да, блин, могу продать эти коробочки в другом месте. Но сколько потеряю на содержании войск здесь, под городом, в ожидании, когда высосу из Феррейроса всё? Ибо если соберу со всех крупных горожан хотя бы по солиду, это уже сотня-две золотых. Да, уйдут не мне, вам, но я получу более быстрое разорение горожан, а значит война закончится быстрее.

А коробочка, чтобы ты знал, стоит несколько ассов, — подался я к нему и произнёс шёпотом. — Не надо считать упущенную прибыль, Хлодвиг. Считай сэкономленные на этой инвестиции деньги с других проектов, на которые ты потратишься меньше запланированного. Открой глаза и осмотри горизонт, ты удивишься, какое поле деятельности для того, кто хочет заработать.

— М-да, граф, я благодарю господа, что встретил тебя на своём пути, — озадаченно потянул барон. — Что вы заехали тогда в мой замок перед штурмом Магдалены.

— Учись, сынок, пока папка жив! — сыронизировал я, все поняли, что это шутка.

— Да, падре, — шутливо, но с предельно серьёзным лицом склонил он голову, как бы принимая благословение. Я его перекрестил — мне не жалко. После чего оба рассмеялись.

Наших пленных привезли через пару часов, к обеду. На пяти телегах. Телеги с запасом взяли, чтобы своих увезти.

— Что думаешь, Ричи? — озадаченно поглаживал подбородок Рикардо Ковильяна. Доминик Алькатрас молчал, стоял с каменным лицом. Остальные бароны вторили ему, но стояли чуть дальше, чтобы эмоциями не помешать мне, ведущему переговорный процесс. Не дело вассалам лезть в вопрос, который решает лично главком. И паскудно то, что если оставлю, как есть, они во мне разочаруются. Да, вот так — получить славу крутого перца тяжело, а просрать можно всего одним поступком — неравноценным обменом пленных. Наши были избиты, лица в крови, и самое гадство, у всех были перебиты руки, а у двоих — по одной ноге.

— Трифон! — принял я решение. Нельзя мне разочаровывать друзей. А врагов наоборот, надо очаровать во что бы то ни стало. Ибо нефиг, чтобы знали с кем имеют дело.

— Да, сиятельство! — подбежал ждущий в стороне денщик. Без арбалета, у нас же сейчас перемирие — так и сказал ему перед визитом горожан, чтоб оставил.

— Ты ж у нас цирюльник? Fel'dsher? Врачевать умеешь? — спросил я очевидное, что знало всё войско.

— А то, ваше сиятельство! — гордо расправил плечи детинушка.

— Посмотри аккуратно, кто из этих сеньоров, — указал на лежащих рядком и сидящих обменных пленных, — в состоянии такое выдержать, и всем, кто переживёт, сломай руки. Обе.

— Всем-всем?

— Я же сказал, кто выдержит. Если чел окочурится — убью. Сам. — Погрозил ему. — За то, что перед гостями нашими меня подставил.

При этих словах бургомистр, а сейчас для обмена приехал он, подался вперёд, но его удержали наши воины. Люди Тита плотным кольцом окружили подъехавших горожан. Их было два десятка при оружии, так что нервничать было от чего. А второй линией стояли баронские, сводный, но очень многочисленный отряд.

— Ты не сделаешь этого! — выкрик мне.

— Почему не сделаю? — обернулся я к бургомистру.

— Потому, что это… Нечестно!

— А калечить моих людей было честно? Ну у вас и логика, сеньоры! — в голос рассмеялся я, хотя смешно не было.

— Ты не понимаешь! Мы ничего не могли сделать! — попытался включить оправдание он. — Горожане… Они сами. Если бы мы попытались их отбить, нас бы не поняли.

— Трифон, действуй! — приказал я и сел наблюдать — был ещё немного слаб.

Скучно. Да, эмоции через край, и все негативные — нехорошо это, смотреть, как здоровенный детинушка-хирург… То есть фельдшер, умелыми резкими движениями, опираясь на помощь добровольцев из наших воинов, удерживающих пленников, ломает тем руки в районе лучевой кости. Тут вам не мир Ромы, никто под рентгеном сращивать перелом со смещением не будет. Как срастётся — так и срастётся. А от болевого шока вообще-то умереть можно.

Но отступать нельзя. Дам слабину — будут всю жизнь кататься. Все. На мне. НАДО, Рома! Так надо.

А раз надо… Значит скучно. Пусть и познавательно.

А потом приказал сломать ноги двоим. Пока Тришка ломал руки, принёс от лошадиного стойбища соломинки и две укоротил. И дал тянуть… Нет, не самим пленным, а их охранникам. После чего уставший Трифон, сжав челюсти, ломал двоим сеньорам-неудачникам ещё и ноги. А это ой как сложно, в ногах кости крепкие. И ходить такой человек будет с трудом до конца жизни, в смысле хромать. А о верховой езде можно сразу забыть.

…Как забудут и двое моих ребят, отпущенных из городского плена, где им также ноги сломали. Так что я не рефлексировал. Я не отец-Терез, чтобы всех облагодетельствовать и всем всё прощать. Это к Исусу по вопросу подставления второй щеки.

Когда телеги со стонущими горожанами и их охраной отъехали, а Трифон и другие наши врачи принялись за наших раненых, я снова присел к потухшему костру, подставляя лицо ярко светившему солнцу. Рядом подсели бароны.

— Может не надо было так круто? — Как ни странно, это предложил Алькатрас. — Да, ты прав, чёрт возьми. Надо делать так, чтобы любой твой враг в будущем думал. Но как-то не по-христиански получаетя.

— Да и горожане и правда злы, наверное, — а это его поддержал гигант Сигурд. — Хрен у толпы отобьёшь таких пленных, если за них взялись.