ошибался. На этом затерянном в Атлантике клочке земли правили балом… крысы. Десятки, сотни и, может, многие тысячи пришельцев из трюмов европейских кораблей нашли здесь крысиный рай, заполонив остров, как сельдь заполняет консервную банку – под самую крышку. Обнаглевшие серые стаи шныряли в сараях, подвалах и даже в прихожих домов местных жителей, конкурируя с ними за право хозяев. Бывало, неплохо устраивались и в теплых спальнях обывателей, наводя ужас не только на детей, но и на взрослых. Что до кухонь, то они, эти самые кухни, оказались излюбленным местечком непрошеных гостей. Впрочем, почему гостей – хозяев! Ведь люди там просто готовили пищу, но жили-то крысиные семьи…

Граф Лас Каз: «…Мы чуть было не остались без завтрака: нашествие крыс, проникших ночью в кухню с разных сторон, лишило нас всего съестного. Дом буквально наводнен этими тварями, большими, дерзкими и злобными… Привлеченные запахом пищи, они пробрались даже в гостиную, где мы обедаем. Несколько раз мы были вынуждены вступать с ними в бой после десерта, а однажды, когда император пожелал удалиться и ему передали его шляпу, из нее выпрыгнула огромная крыса. Наши слуги пытались разводить кур, но были вынуждены отказаться от этой затеи, так как крысы пожирали всех птиц. Они добирались до куриц даже ночью, когда те сидели на насестах».

Барри О’Мира: «В Лонгвуде… невероятное количество крыс. Мне часто приходилось видеть их, собравшихся, подобно выводку цыплят, вокруг отбросов, выброшенных из кухни. Полы и деревянные перегородки, разделявшие комнаты, были повсюду насквозь продырявлены отверстиями…. Крысы, бегавшие вверх и вниз между перегородками, скакавшие стаями на чердаках то ли в поиске пищи, то ли в любовном веселье, создавали такой шум, что было трудно определить его источник. Ночью, разбуженный их вторжением в мою комнату, когда они бегали через мое тело, лежа в постели, я часто швырял в них сапоги и все, что попадало под руку, что ни в коей мере не смущало их и вынуждало меня, в конце концов, вставать с постели и прогонять их прочь. Иногда вечерами мы забавлялись тем, что снимали оловянные пластинки, прибитые гвоздями над их норками, и выжидали, когда крысы выскочат наружу. Тогда слуги, вооруженные палками, и собаки набрасывались на них… Часто крысы оказывали отчаянное сопротивление и сильно кусали нападавших… Отравление крыс было непрактичным занятием, так как жить в комнатах становилось невозможно из-за вони их гниющих тушек. …Приходилось вскрывать перегородки, чтобы извлечь из расщелины сдохшую крысу…»

Послушаем еще одного очевидца – камердинера Наполеона Луи Маршана:

«…Крысы были повсюду в доме: от чердака до первого этажа. Долгое время они… находили пристанище в кладовой. По ночам они выходили через прогрызенные ими норы в таком количестве, что пол казался черным. Они взбирались по стенам на определенную высоту и затем прыгали, иногда успешно, на куски мяса, подвешенные к потолку на железных крючках… Каждое утро в крысоловках оказывались пойманными от восьми до десяти крыс; разъяренные тем, что они не в состоянии выбраться из ловушки, в которую они попали, крысы с остервенением набрасывались друг на друга. Крысоловки затем выносили на середину лужайки, где их поджидали собаки из конюшни… Крысы, отчаянно защищая себя, иногда кусали собак».

Проблему с пришельцами могли решить кошки. Их-то, как правило, жители и заказывали капитанам транзитных судов – сначала кошку и лишь потом все остальное: вино, почту, книги, ткани, чай и прочее. Капитаны слово держали, завозя в Джеймстаун разномастное кошачье племя. Но вот беда: кошки на острове не приживались! Влажный и холодный климат, а также ветреная погода губительным образом влияли на нежные легкие четвероногих, которые, простудившись, быстро погибали.

«Дождевая влага и сырой воздух без помех проникают к нам в комнаты, – писал граф Лас Каз. – В результате наносится ущерб здоровью каждого из нас. Конечно, температура воздуха на острове умеренная, но климат – на редкость отвратительный. Установлено, что на острове мало кто доживает до пятидесяти лет, и едва ли кто – до шестидесяти».

Так вот, кошки здесь умирали десятками. Правда, не все. Однако за выжившими шла настоящая охота со стороны бесчисленных крысиных полчищ: налетев кагалом, они не оставляли от бедняг даже обглоданного хвоста! Местные собаки – и те жили не в конурах, а в доме, поближе к хозяину, чтоб опять же не стать жертвой подданных Крысиного короля.

– На этом проклятом острове, – не раз ворчал сам Бонапарт, – не видно ни луны, ни солнца, только нескончаемый дождь и туман…

…Наполеон встретил утро не в самом лучшем расположении духа. Ночью крысиная братия организовала дерзкую атаку на кухню по истреблению съестных припасов: лишились сыра, рыбы, мяса – всего того, без чего невозможно приготовить хороший завтрак.

– Ну принесите хоть птицу! – взмолился Хозяин. – Мы не можем остаться без завтрака…

– Сир, крысы попортили весь кухонный запас еды, – доложил лакей.

– Забейте курицу!..

– В курятнике, по-видимому, побывал целый полк этих тварей – ни одной живой птицы…

– О, Боже! Тогда сварите яйцо вкрутую…

– Все яйца перебиты. Сир, это было какое-то настоящее нашествие! – чуть не плача доложил швейцарец Новерра, рядом с которым обливалась слезами кухарка Жанетт.

– Что ж, сварите кашу, а после – чашечку крепкого кофе… – понуро сказал Бонапарт и, подняв с пола башмак, вяло бросил его в сторону стула, где у одной из ножек удобно примостилась огромная серая крыса. – Воровка!..

Ловко увернувшись от башмака, крыса почти удивленно посмотрела на человека, всем своим видом давая понять, что хозяином в этом помещении является именно она, но никак не этот бледный человек. Зашипев, она ринулась было на противника, но тут в спальню вошел камердинер Маршан. Подскочив к нахалке, он ловко двинул ее ногой и отправил восвояси, за дверь.

– Благодарю, Маршан, – сказал, присев на стул, Наполеон и устало прикрыл глаза.

Атаки со всех сторон – даже от крыс! Вот и местный губернатор не думает угомониться. Вся переписка Лонгвуда с Большой землей не только беззастенчиво перлюстрируется, но еще и подвергается своеобразному «аресту»: те письма, в которых обращение к Пленнику «Ваше Величество», изымаются по причине того, что якобы написаны с нарушением парламентских актов и местных инструкций. Никаких «Ваших Величеств»! Здесь, на Святой Елене, содержится лишь генерал Бонапарт — и точка! Таковы требования Хадсона Лоу – единственного, как он сам говорит, хозяина на этом острове.

Не лучше обстоит дело и с обратной связью. Адресованная Наполеону корреспонденция с материка сначала досматривается в Лондоне госсекретарем по делам войн и колоний лордом Батхэрстом, а по прибытии на остров – губернатором. Нередко