2

В тот же самый день Тисау послал с погонщиком Ромеу да Лушем весточку полковнику Робуштиауну де Араужу на фазенду Санта-Мариана:

— Не забудь сказать полковнику, что родился его крестник.

Ромеу да Луш вместе с Жерину зашел в кузницу, чтобы проведать Диву и поглядеть на сына Тисау. И началось нескончаемое паломничество, пришли все. Зилда принесла вышитую рубашечку и вязаные пинетки, которые сама смастерила. Фадул вытащил из закромов и повесил на шею Криштовау цепочку с маленьким золотым амулетом. Одними из первых пришли Баштиау да Роза и Абигайль, круглая как бочонок. Она забеременела раньше Дивы, но родила на три дня позже.

— Если родится девочка, — решил мастер-каменщик, — то, когда они подрастут, обязательно поженятся.

На фазендах сбор урожая прошел, уже подходила к концу просушка какао. Урожай превзошел все надежды и прогнозы и был в два раза больше предыдущего благодаря бурному росту новых плантаций. В домах полковников деньги буквально под ногами валялись, отделения Банка Бразилии в Ильеусе и Итабуне выдавали кредиты фирмам-экспортерам по самым что ни на есть низким ставкам. Шампанское в кабаре лилось рекой, полковники дарили любовницам бриллиантовые кольца, золотые браслеты, жемчужные ожерелья. Любому полковнику, чтобы стать воистину уважаемым человеком, требовалось два дома: мирный, гражданский, где его ждала строгая и набожная супруга, хозяйка семейного очага, преданная семье и верная материнскому долгу, и военный — там была шикарная красавица содержанка, одетая с иголочки, радость взгляду, наслаждение телу — на зависть соперникам.

Чтобы понять масштаб безумия, можно рассказать слух, который шепотом передавали из уст в уста на улицах городов и на тропинках плантаций: будто полковники зажигают сигары банкнотами в пятьсот мильрейсов. Похоже, так оно и было во время той памятной попойки, которую закатили в честь окончания сбора урожая в одном из кабаре Ильеуса. Тогда полковник Дамазиу де Каштру или его сын, бакалавр Зекинья — тут версии расходятся, — поджег банкноту именно такого достоинства, чтобы прикурить сигарету Ванды Мио-Мио — это была высшая дань уважения. Он зажег сигарету рыжей польки и воспользовался тем же огнем, чтобы раскурить сигару «Суэрдик», сделанную вручную на фабрике в Сау-Феликсе.

Не менее обильным и удачным был урожай Жасинты Короки — урожай новорожденных. Она не упустила ни одного, и вместо семи на свет появились девять, один за другим. Как же так, если по Большой Засаде на обоих берегах реки разгуливали под мелким зимним дождем семь беременных? Динора в соответствии с прогнозами назойливых всезнаек произвела на свет близняшек с разницей меньше чем в полчаса. Это были две куколки, гордость повитухи — Марта и Мария, первые близняшки Короки. Девятым, а на самом деле первым, кто родился, был ребенок Гуарасиабы, жены Элои Коутинью. Это были переселенцы из Реконкаву. От них-то Каштор и узнал о кончине дяди Криштовау Абдуима и о благочестивом поведении мадам баронессы, которая посвятила себя заботам об удовлетворении своей вагины. Даже не возраст, скорее тропическое солнце состарило ее, но при этом ничуть не уменьшило ее пыла. Мадама была все еще полна неукротимой энергии: во время жаркой декламации ora-pro-nobis она пожирала глазами юных церковных служек вне зависимости от цвета кожи. И все же у нее с давних времен сохранилась определенная слабость к темненьким — из всех слуг Господа она предпочитала именно этих.

Гуарасиаба и Элои были таманкейруш. Они с упорством и трудолюбием обрабатывали кожу и дерево. Гуарасиаба чудом не родила в дороге — она ведь была практически на сносях. Она стала первой в этом урожае младенцев, а одна из уроженок Эштансии, Зеферина, завершила цикл, произведя на свет ребенка той ночью, когда начался потоп.

Пять девочек и четырех мальчиков приняли руки Жасинты Короки, благословенные руки, как нарекла их старая Ванже. Слава о ней летела из уст в уста — ее даже звали с близлежащих фазенд. Жене полковника Сетембрину Арруды она спасла жизнь — и ей, и ребенку, — превратив тяжелые преждевременные роды на седьмом месяце в историю со счастливым концом. Дона Беатриш отдыхала в особняке на фазенде между Такарашем и Большой Засадой, намереваясь в запланированный срок разрешиться от бремени в Ильеусе с помощью опытного доктора Ижмаэла Алвеша: это был идеальный акушер как с точки зрения своей всем известной учености, так и с точки зрения почтенного возраста, — но внезапно начались паника и неразбериха, с фазенды послали гонца с дамским седлом и приказом срочно, без промедления привезти Короку. Она приехала вовремя, принялась за дело и, не ведая страха, начала медленно, шаг за шагом, бороться со смертью. Неужели она правда не знала, что такое страх?

3

Полковник Робуштиану де Араужу привез подарок куме Диве, подарок, достойный того, кто собирает более пяти тысяч арроб какао и клеймит многочисленные стада, баснословного поголовья крупного скота. У него и быки, и коровы, и телки, и бычки, и два быка-гузера, купленных на вес золота в сертане Минаш-Жерайш, отпрыски чемпиона, привезенного знаменитым заводчиком полковником Алфреду Машаду. Подарок крестного представлял собой банкноту в пятьсот мильрейсов, новенькую, прямо хрустящую.

— Изабел просила передать это куме, чтобы она купила крестнику какую-нибудь мелочовку.

Это был праздничный визит по приятному поводу. И все же Тисау заметил в поведении полковника, обычно говорливого и склонного пошутить, скрытое беспокойство. Он не осмелился спросить о причине, но сам полковник, прощаясь на пороге кузницы, сказал:

— Я очень волнуюсь, Тисау. Правда, очень.

— А почему, позвольте спросить, полковник?

— В верховьях реки дождь льет не переставая. Настоящий ливень, и только знай усиливается. В реке вода поднялась высоко, даже не знаю, что теперь будет. Бог даст, все обойдется. Но на всякий случай я принял меры и отогнал скот вглубь, на ферму молодняка, ты знаешь, где это.

Там тоже дождь заливал долину, река набухала. Фазендейру и кузнец замерли на мгновение, глядя на небо, затянутое черными тяжелыми облаками, слушая смутный шум ветра, гулявшего в зарослях. Полковник Робуштиану де Араужу добавил, прежде чем выйти под проливной дождь:

— Больше всего я боюсь за посадки, которые только начинают цвести, — урожай может в тартарары отправиться. Будем молить Господа, чтобы дождь прекратился.

4

Сеу Сисеру Моура, известный в борделях как доктор Перманганат, маленький и хлипкий типчик, был представителем компании «Койфман и Сиу», одного из главных экспортеров какао. Он ездил туда-сюда по долине Змеиной реки верхом на Энвелопе — неуклюжем и трусоватом осле, ступавшем медленно и осторожно: на этих размытых грязью дорогах, полных расщелин и обрывов, безопасность всадника зависела от характера животного.

И даже продираясь по тропинкам сквозь заросли, чтобы добраться в какую-нибудь жалкую дыру на краю света, сеу Сисеру Моура не пренебрегал галстуком-бабочкой, накрахмаленным воротничком и манжетами. Из кармана его пиджака всегда выглядывал уголок сложенного платка, часы на цепочке украшали жилет, волосы, обильно смазанные бриллиантином, блестели и были причесаны на прямой пробор, по последней моде, как будто он ехал на какую-нибудь шикарную вечеринку. В определенном смысле так оно и было, потому что в особняках на фазендах, где он всегда останавливался, как только предоставлялась такая возможность, его приезд всегда приводил в движение кухарок и горничных, и его ждал обильный стол и многочисленная прислуга. Субтильный и тощий, каждый раз он съедал ровно столько, сколько сам весил. Что касается служанок, то у него были особые причины, чтобы оказывать им предпочтение.