— Мы пойдем на прием, — промурлыкала она. — Рано или поздно.

Он откинулся на спинку кресла и ждал.

Нет дурака хуже, чем старый дурак… молодой дурак… средних лет…

Вторая женщина, с которой он переспал, была проститутка с Пиккадилли. Она взяла с него пять фунтов и заразила триппером.

Ему было шестнадцать. Пояс с подвязками она не носила.

Вдруг их стало двое.

Джина. Пышная. Шикарная. Секс-бомба, обожаемая всей Америкой.

А с ней рядом хрупкая женщина-евразийка. Темно-оливковая кожа, черные волосы ниспадают завесой до бедер, маленькая грудь и осиная талия. На ней ничего не было, кроме белого кружевного пояса с резинками, который лишь оттенял шелковистые спутанные волосы на лобке.

— Это Тяо Лин, — сказала Джина. — От меня нам с тобой подарок. По-английски она не говорит, но понимает. Искусству любви ее обучали с детства. Отметим наш с тобой контракт, Нийл. А после этого отправимся на прием.

— Ваша кто? — в ужасе переспросил Оливер, все старания которого собрать блистательный актерский ансамбль рушились прямо у него на глазах.

— Твой кто? — заверещала Памела. И покатилась со смеху, заржала, сотрясаясь всем телом. — Это Оливер Истерн, — ловя ртом воздух, выдавливала она между приступами хохота. — Этот… этот… разъяренный недомерок.

Загоготал и Джордж.

— Да, безмозглая ты курица. Не смей оскорблять продюсера, ведь это он нам платит.

Она давилась от смеха.

— Ах, тот самый!

Из своего бешенства и смущения Оливер выдавил слабенькую улыбочку, пытаясь вместе с брюками поддержать и остатки собственного достоинства.

— Миссис Ланкастер, — залебезил он, — простите меня, пожалуйста. Я понятия не имел, миссис Ланкастер. Я так рад наконец-то с вами познакомиться, миссис Ланкастер.

— Ради бога, зовите меня Памелой. По-моему, мы знаем друг друга достаточно интимно, правда?

И с этими словами на нее опять накатил безудержный смех.

Волнение из-за Памелы Лондон и Оливера Истерна улеглось, но герой комедийного сериала и не думал отставать от Ангель.

Бадди пробовал его не замечать.

— Нам надо поговорить, — настаивал он, беря ее под руку.

От его прикосновения она вздрогнула.

— Я… я не думаю, что нам есть о чем говорить.

— Очень о многом.

— Почему бы тебе не отвалить, приятель? — сказал герой комедийного сериала.

Ангель видела, что Бадди закипает, и быстро сказала:

— Пожалуйста, не устраивай скандала. Может, мы поговорим позже?

Как она себя с ним ведет! Что это еще за игры в молчанку! Она его жена. А он ей муж.

— Сейчас же, — категорично заявил он. Ему было что сказать, и не откладывая.

Герой комедийного сериала спросил:

— Что это за хрен?

И прежде чем Ангель успела вмешаться, Бадди развернулся и нанес какой-то сумасшедший удар кулаком, который, однако, только скользнул по подбородку телезвезды. Тот, в прошлом каскадер, увернулся и ответил коротким ловким ударом в живот, от чего у Бадди искры из глаз посыпались. Он согнулся пополам от боли, а когда смог наконец выпрямиться, Ангель и ее галантный кавалер уже исчезли в другой комнате.

Мэрли Сандерсон недовольно тряхнула белыми волосами, уложенными, как у пажа. Элейн ее предупреждала, что пригласит Нийла с женой. Так где же Нийл? И почему Монтана расхаживает, задрав нос, по всему дому словно полоумная индеанка? Со всеми этими косичками и бахромой вид у нее нелепый до смешного. Сколько же ей лет?

Непостижимо, как Нийл вообще мог на ней жениться. Она урод высоченная. Вид безумный не в меру. Все в ней свыше всякой меры.

Рука Рэнди поползла вверх по ее бедру. Она хлопком отогнала ее, словно назойливую муху. В постели Рэнди был хорош, очень даже хорош. Но на вечере вроде этого он как-то терялся, уходил на задний план. Он что — вообще ни с кем не знаком? Ему недостает того, что ее отец называл «социальным нюхом». Раньше это ее никогда не беспокоило, но то, что сегодня он никак не может оторваться от ее юбки, вызывает досаду. Может быть, Карен и Элейн правы. Ни та, ни другая ничего не сказали, но Мэрли могла понять, что они не одобряют. Не бывает так, чтобы сегодня выйти замуж за такого мужчину, как Нийл Грей, а потом появляться в обществе с таким, как Рэнди Феликс. И потом, она стала подозревать, что денег у него нет, а из наследства ее никто и медяка не получит. Это уж точно.

— У самого большого из всех известных мне стервецов был самый малюсенький! — воскликнула холеная дама средних лет в элегантном черном платье.

— Если за то, чтобы посрать, ему надо будет выложить пять центов, так он лучше сблюет, — тараторил продюсер.

— Каждый день является ко мне в кабинет, запирает дверь, лезет под стол и сосет мой член, — говорил босс киностудии.

Голливудские разговоры. Росс все это слышал и раньше. Его одолевали собственные мысли. Почему Элейн позвонила Карен, когда искала меня? Может, видела фотографии? Литтл С. Порц просит десять тысяч долларов. Если Элейн фотографии уже видела, тогда пусть этот хер катится подальше — а это, вероятно, ему так или иначе придется сделать. И речи не может быть, чтобы он раздобыл десять тысяч наличными, он и так уже везде поистратился. Его импресарио звонит каждый день, требует встречи.

Импресарио наложит в штаны, когда хлынут счета за прием.

Остается только надеяться, что Сейди Ласаль спасет его шкуру и вернет наверх, туда, где ему место. Она его однажды уже туда протолкнула.

Оливер Истерн сшивался по углам в поисках такого собеседника, который не был свидетелем, как унизила его жена Джорджа, припадочная дура. Что за ведьма! Даже ему было бы трудно спать с такой бабой, несмотря на все ее миллионы. А ведь Оливер известен как человек, который что хочешь сделает ради денег.

Он стоял и хихикал с какой-то рыжей стервой, а внутри у него все кипело, жгла язва и беспокоил геморрой. Однако он свое еще возьмет. Когда картина будет закончена, окажется, что у него в кармане денег больше, чем у любого из них. За здорово живешь Оливер дела не делал.

Ужин подан. А кто где сидит? В Беверли-Хиллз то, где кто сидит, имеет значение почти такое же, как и сам банкет. Элейн не один час провела, колдуя над списком гостей и решая, как всех рассадить. Двадцать столов по двадцать человек за каждым столом. Хрусталь «баккара». Английский фарфор. Салфетки, свернутые и продетые в обручи. Маргаритки, анемоны и фрезии, собранные букетами в изящные стеклянные вазы и поставленные в центр каждого стола. Каллиграфически выписанные карточки у каждого прибора — сверху имена Элейн и Росса Конти, а под ними — имя гостя.

Себя она посадила между Джорджем Ланкастером и Адамом Саттоном. Росса поместила между Сейди Ласаль и Памелой Лондон.