Она хотела умереть. Забыть! Она не могла охватить ужас всего происшедшего и не могла отстраниться от него. Упреки самой себе превращались в каменную плиту, которая придавливала ее к земле. Сознание едва пульсировало под этой плитой, и каждый толчок пульса отзывался болью. Анна попросила Галину Ивановну принести таблетки, которые оставил Костя. Искушение проглотить сразу всю пачку и прекратить мучения было очень велико. Нет, дети. Их сны не должны стать реальностью. Сколько Костя велел выпить! Одну. Анна приняла три таблетки и через несколько минут уснула.

Сусликов раскрыл преступление в рекордно короткие сроки. Ирина лежала на обследовании в психиатрической клинике. Приехали из Донецка Вася и Володя, двоюродная сестра Юры с мужем из Рязани. Шло следствие, брались показания, приходили друзья, звонили знакомые, готовились похороны — но все мимо сознания Анны. Рядом, но мимо. Словно она сидит в кинотеатре спиной к экрану, слышит звук и видит отблески света. Анна принимала таблетки. Утром и днем — по одной, на ночь — две. Когда закончилась коробочка, оставленная Костей, Анна позвонила в центр старшей сестре и велела взять в аптеке другое, более сильное средство и привезти ей. Это был ее первый звонок на работу. По сути, она толкала человека на должностное преступление — подобные препараты принимались под строгим контролем врача и только в стационаре. Старшая сестра, как и все в клинике, сочувствовала ее горю и подчинилась беспрекословно.

Костя говорил, что ей нужно выйти на работу. Правильно, работа бы спасла ее. Но таблетки действовали быстрее. Чтобы снова окунуться в активную жизнь, нужно было собрать силы, а для таблетки нужен только стакан воды. Таблетки оставляли небольшой участок мозга в полурабочем состоянии — Анна разговаривала, подписывала бумаги, занималась с детьми, но весь остальной мозг погрузился в приятные сумерки — ни боли, ни переживаний, ни стремлений, ни гордости, ни унижения. Она и Костю обхитрила, сказала, что пьет феназепам, он ей хорошо помогает.

Наконец разрешили забрать тело Юры. Назначили день похорон. На кладбище пришло неожиданно много людей. В центре отменили прием, остались только дежурные врачи и сестры в стационаре, а весь коллектив — доктора, лаборанты, регистраторы, экономисты, уборщицы, охранники — все пришли на похороны. Анна подумала о том, что ими движет естественное человеческое любопытство. Костя тоже так решил, но, увидев лица своих коллег и еще нескольких десятков людей, которых знал мельком, понял, что их привело на скорбное мероприятие не любопытство, а искреннее желание выразить соболезнование, поддержать в горькую минуту человека, к которому они относятся если не с пламенной любовью, то с глубоким почтением и уважением — определенно.

Шесть лет Юра был выключен из обычной жизни. Анна отсекала попытки приятелей навестить мужа — в этом не было никакого смысла, потому что Юра никого не узнавал, а демонстрировать его, чтобы пощекотать кому-то нервы, она не хотела. Но Юру, оказывается, многие помнили. Друзья детства, школьные и институтские приятели, сослуживцы из Шереметьева — никого не приглашали, они как-то организовались сами и большой группой пришли на кладбище.

Татьяна подошла к Игорю и тихо сказала:

— Очень много народу. Что делать с поминками? Мы думали, будут только близкие, приготовили дома. Но всех нереально разместить.

— Покажи мне своего мужа, — потребовал он.

Татьяна показала. “Не противник”, — решил Игорь. Он отошел в сторону и стал тихо отдавать распоряжения по мобильному телефону:

— Отдельный зал в ресторане. Поминки. Сто, нет, сто пятьдесят человек. Через час все должно быть готово.

— И автобусы, — напомнила Татьяна, — всех ведь надо отвезти.

В первые дни после смерти Юры Татьяну охватила внутренняя паника — она не могла бросить сестру и племянников, а значит, вынуждена прервать строительство собственных отношений с Игорем, в котором бетон был еще совершенно сырым, и конструкция могла рухнуть в любой момент. Но все ее опасения и интриги оказались детскими забавами рядом с настоящим горем. Игорь и Костя, да еще водитель Саша стали настоящей опорой для Анниной семьи. Без мужиков, поняла Татьяна, подобные испытания переносить было бы тяжелее. И ее вынужденная разлука с Игорем обернулась не “против”, а “за”. Он не отдалился от нее, а, напротив, стал ближе, роднее. Игорь приезжал каждый день и по несколько раз звонил. И даже если не получал просьб и поручений, всем своим видом показывал — женщины, вы видите меня? Я здоровый сильный мужик, рассчитывайте на меня, я не дам вас в обиду. Он был лучше, чем Татьяна думала о нем.

Желто-восковое лицо Юры, лежащего в гробу, похудевшее, заострившееся, было совсем не таким, как в последнее время жизни. Он стал немного похож на себя прежнего. “Почти не изменился”, — слышала Анна шепот старых друзей. А Кирюша испугался. Он схватил маму за руку и сжал изо всех своих детских силенок:

— Мама! Это не папа! Это другой дядя!

Анна наклонилась к сыну, успокоила его. Зачем было вообще тащить сюда детей? Столько народу, глазеют на нее. Она видела себя в зеркале перед уходом из дома — голова повязана черным шелковым платком, черные глаза, синие круги под ними, сухие бледные губы. Плевать, как она выглядит. Скорей бы все кончилось. Музыка жуткая, женщины плачут — детей ее пугают. Она нащупала в кармане таблетку. Надо найти время, улизнуть куда-нибудь, выпить. Воды нет, проглотит без воды. Слова говорят. У мужиков лица, словно лимонов наелись. Что? Надо прощаться? С кем?

— Аня, — тихо подтолкнула ее сестра, — подойди попрощайся с Юрой.

Она подошла к гробу, держа детей за руки. Несколько секунд они стояли молча, смотрели на Юру. Дети заплакали, Анна прижала их головы к себе — Дашину к плечу, а Кирюшину к животу. В ее сознании вдруг вспыхнула светлая полоска, осветила не сумеречную часть и не реальную, а какой-то участок будущей жизни. Даже не ее жизни, а Юриной. Анна чувствовала вздрагивающие тела детей, но все окружающее куда-то пропало. Остался только спящий Юра. Он уходил, не сказав, не сделав очень многое. Большой сильный человек рвал нити, связывающие его с миром. Его потери несоизмеримы с их переживаниями. Он должен очень страдать. Надо его успокоить.

— Ты не волнуйся, — сказала ему Анна, — ты иди. У нас все будет хорошо. Я знаю, что ты нас любишь. И мы всегда будем любить тебя. Ты самый лучший человек, самый красивый и самый сильный. Юрочка, не беспокойся о нас. Я хочу, чтобы ты был спокоен. У нас замечательные дети, — Анна поцеловала их макушки, — правда? Они похожи на тебя. А когда вырастут, будут еще больше похожи, вот увидишь. Я знаю, что ты меня слышишь, я буду всегда разговаривать с тобой. А ты обещай, что будешь беречь себя.

Ей хотелось сказать: не простужайся, правильно питайся, не выходи на улицу с мокрой головой, но она сдержалась. Наклонилась и поцеловала Юру в лоб. Отпустила детей, погладила холодные Юрины руки. Дети боялись вслед за мамой поцеловать мертвого отца, замерли испуганно — вдруг это нужно обязательно делать.

— Просто попрощайтесь с папой, — сказала им Анна.