– Не понимаю, – сказала Лидия. – То есть они знали, что вы там живете?

– Конечно. Все эти годы, с самого начала. После смерти мужа мне назначили срок, в который нужно было покинуть страну. Но я осталась и получила уведомление от инспектора. С тех пор ходила каждый год. Ни разу не пропустила.

– И они вас не депортировали? Даже зная, что вы без документов?

– До недавнего времени – нет.

– Но как же так?

Марисоль пожала плечами:

– Я никогда не нарушала закон. Одна из моих дочерей – гражданка США.

– Они имеют право действовать по собственному усмотрению, – пояснил Николас. – Предполагается, что таким образом все ресурсы можно сосредоточить на поиске действительно плохих ребят. Бандитов, преступников.

– Так было раньше. Теперь тебя могут депортировать за то, что ты по собственному желанию явился на проверку.

– С вами так и было?

Марисоль кивнула. В тот день на ней была красная медформа, потому что сразу после собеседования она планировала вернуться в больницу, где работала техником при отделении гемодиализа. Был вторник, и обе дочери находились в школе. Конечно, они переживали из-за грядущей проверки. Все переживали. Когда-то эти собеседования носили формальный характер и проводились для того, чтобы государство хотя бы минимально контролировало перегруженную систему; к тому же, показав готовность к сотрудничеству, мигранты могли улучшить свой правовой статус. Теперь же повсюду царила паника из-за резко участившихся арестов, и многие предпочитали вообще туда не ходить.

Многие, но только не Марисоль. Она не собиралась обрекать дочерей на жизнь в подполье. Сан-Диего был для них единственным домом, поэтому она даже помыслить не могла, что кто-то и вправду ее депортирует. Женщину среднего класса, с безупречным английским. Женщину, которая приехала в страну на совершенно законных основаниях, имела в собственности дом и стабильную должность медицинского работника. С тех пор прошло три месяца, и Марисоль по-прежнему не верила, что все это действительно случилось. Когда она договорила, Рикардин проиграл на гармошке блюзовый риф, отчего вся история из реальной трагедии внезапно превратилась в анекдот. Все рассмеялись.

– Значит, в изоляторе вы провели два месяца? – спросил Николас.

Марисоль кивнула.

– И как?

На миг она задумалась, а потом вздрогнула.

– Ну как сказать… – Женщина пыталась подобрать слово, которое бы в полной мере отражало ее впечатления, но такого не нашлось. – Ужасно? В целом все мои ожидания оправдались. Спать приходилось на матрасе в камере без отопления. Холод пробирал до костей, постоянно. Никаких одеял и подушек, только вот эти штуки из фольги. К утру у меня затекали все мышцы, шея почти не двигалась. Они отказались выдать мне раствор для контактных линз, но, когда мои запасы кончились, я была даже рада. По крайней мере, больше не видела, как со всех сторон надвигаются стены.

Николас слушал ее с искаженным лицом, а потом сказал:

– Я бы так не смог. У меня клаустрофобия.

– Да, условия совершенно скотские. Но мой адвокат настаивал, что у меня хорошие шансы, поэтому я решила собраться с силами. Убедила себя, что оно того стоит.

– Вы молодец, что так долго продержались. Меня хватило на два дня. А потом они решили перевести меня в Эль-Пасо, и я уехал добровольно. Понял, что лучше уж пустыня, чем хотя бы еще один день в этом аду.

– Да, но сколько времени потрачено впустую! Два месяца я просидела в камере, вдали от дочерей. – Марисоль на секунду зажмурилась. – Как же много там матерей, разлученных с детьми.

Она опустила глаза в пол и перешла на шепот, но всем и так было слышно – все молчали.

– Большинство из них разлучили на границе, – продолжала женщина. – Они пытались перейти и попались. Были случаи, когда маленького ребенка вырывали прямо из рук. Эти матери теряли рассудок. Не знали даже, где сейчас их дети, а ведь среди них были совсем малыши, которые не умели говорить, не помнили своего имени.

Лидия наклонилась к Луке, снова сидевшему у нее в ногах, и ущипнула пальцами его футболку. Нет, это уже перебор. Собравшиеся, сами того не желая, устремили взгляды на нее. Но никому не хотелось, чтобы она думала то же самое, что в тот момент подумали они, поэтому все быстро отвернулись. Марисоль попыталась сменить тему.

– А разве тебе не полагалась студенческая виза? – Она обращалась к Николасу. – Ты ведь учился в аспирантуре.

– Я взял академический отпуск на семестр. – Мужчина пожал плечами. – И не знал, что надо подавать специальные документы.

– То есть вот так? Тебя депортировали из-за каких-то бумажек?

– Ага.

Он распрямил спину и развел руками, словно его присутствие – результат какого-то волшебства. Словно эта депортация – акт нелепого колдовства.

Лидия не собиралась думать ни о чем подобном. Особенно о семьях, которые разлучали на границе. О детях, которых вырывали из материнских объятий. Нет, ни при каких обстоятельствах. Это было за гранью возможного – проделать весь этот путь, чтобы потом вдруг потерять Луку. Нет. Лидия запустила пальцы в волосы сына. Сложила их, как ножницы, и представила, как подстрижет его, когда они приедут в Аризону. На другие мысли ее мозга просто не хватало.

В полдень они устроили сиесту. Решили поспать до вечера и подняться так, чтобы хватило времени нормально поесть, в последний раз перед отправлением. Те, кто приехал раньше, разбрелись по своим местам, Чончо и Слим ушли спать в комнату к молчаливым приятелям, Давид и Рикардин устроились один в прихожей, другой на кухне. Лоренсо и Николас заняли два кожаных дивана. И только Соледад никак не могла улечься. И снова решила побродить по улице. Пока все спали, Лоренсо подошел к окну и стал за ней наблюдать.

Вернувшись в жаркую безмолвную квартиру, девочка перепугалась, потому что на диване сидел Лоренсо и смотрел прямо на нее. Рядом на полу стояли его кроссовки, но было видно, что он не спал. Соледад поспешила на кухню и, наполнив из-под крана свою бутылку, долго из нее пила. Она чувствовала на спине настойчивый взгляд Лоренсо, но не хотела на него отвечать. Долив водой бутылку, она развернулась к дверям той комнаты, где спали ее сестра и все остальные.

– Эй, куда ты так спешишь?

Говорил Лоренсо тихо, чтобы не разбудить сопевшего рядом Николаса. Он рассчитывал, что вопрос прозвучит игриво, но в итоге получилось угрожающе.

Соледад его не боялась. В квартире, где кроме них была еще дюжина человек, он бы ничего ей не сделал. Да и вообще, после всего, что ей пришлось пережить за последние несколько месяцев, она стала крепкой как кремень. В мире не осталось почти ничего, что еще могло бы ее напугать. Повернувшись к парню, девочка прищурилась. Заговорив, постаралась, чтобы в голосе не было агрессии:

– Я спешу поскорее отдохнуть. И тебе советую.