долго терзает своим медовым взглядом, в котором плещется невообразимая гамма чувств. Дело — дрянь. Ибо среди этого буйства отчетливее всего ему кажется именно страх. Но почему он преобладает?.. Или…за кого?..

— Рассказывай, Ева, — повторил с нажимом и пока еще терпеливо сплел пальцы.

Ее глаза тут же уловили это движение и зависли на сбитых в кровь костяшках. Да, выглядит Руслан непрезентабельно. Пока принимал наскоро душ, успел отметить и намечающиеся гематомы, и ряд царапин, и разукрашенные скулы. На кураже всё это не ощущалось, а теперь тело стало ныть, и чем дальше — тем нестерпимее. Но это просто пустяк по сравнению с тем, что творилось внутри от открывшейся правды. Парень не понимал. Не мог поверить. Осознать. Принять.

— Ева, — тяжелый вздох, в котором читается раздражение от затянувшегося молчания, — говори.

Девушка опустила голову, будто смирившись с неизбежным, и начала свой рассказ. Обреченность, сожаление, смущение… Руслан внимательно слушал, испытывая непреодолимую потребность прямо сейчас кинуться в больницу, куда увезли эту мразь. Но помимо всего прочего…его одолевала удушающая ревность. И не только к мужчине, который был ее официальным мужем. Но и к какому-то образу, получившему больше доверия, чем он сам…

— Есть ли хотя бы мизерный остаток чувств к нему, исходя из которых ты все эти годы ждала?.. — выплюнул под конец, сверля её.

— Только в начале, может… — запнулась Ева, быстро подняла на него глаза и тут же отвела их, — он украл у меня столько лет жизни, уверяя, что мой. Припечатывая, что я — его. И что нас ждёт лучшее будущее… И всё это завершилось «подарком» к свадьбе, приправленным десертом — незавершенным изнасилованием. Такое быстро не проходит и не забывается. И…понимаешь… — выдохнула порывисто, обняв себя за плечи, и окончательно поникла, словно уменьшившись в разы.

Немного помолчав, Ева будто подвела итог своего внутреннего монолога:

— Бродский говорил, что человек — это сумма поступков. Так вот, Карен в графе «итого» равняется «минус бесконечность». Конечно, нет, я давно ничего к нему не испытываю.

Руслан вскочил и стал мерить комнату рассеянными широкими шагами, взывая к собственной выдержке, но на душе так мучительно свербело, ища выхода, гневное исступление, что он выдал:

— Это не он украл. Это ты позволила. И позволяешь до сих пор. Почему муж твоей подруги должен заниматься разводом? Почему он должен помогать тебе? Почему должен всё знать? Ева! — взревел в неистовом отчаянии. — Почему чужой человек, а не я?!

Сознание истерично металось, обида разъедала внутренности кислотой. Как мальчишку, водили за нос столько времени…

— Слушай, ты же такая правильная образцовая девочка, — саркастически ухмыльнувшись, — а как у тебя получалось смотреть мне в глаза и врать, что свадьбу и ЗАГС ты не хочешь из-за родителей? Ева, ты, вообще…у меня слов нет… Это не просто абсурд! Это — чудовищная глупость! Тебе было приятно вводить меня в заблуждение?.. Этим измеряется твоя любовь? Таким доверием? Которое ниже плинтуса, да?

Он остановился посреди комнаты и уставился на нее совершенно бессмысленным, до дикого пустым взглядом. Смотрел и видел девушку, которую любит до беспамятства. И чувствовал безмерную режущую боль.

— Я не… — задрожал её голос, — клянусь, я пыталась сделать так, как будет лучше… Хотела избежать вот таких столкновений, зная твой вспыльчивый характер. Это не про доверие. Я очень боялась, Карен же беспринципный, способен на многое… Старалась уберечь тебя, Руслан…

Парень стремительно приблизился к ней и опустился на корточки, ухватив ладонями девичьи щеки, вынуждая взглянуть себе в глаза.

— Зефирка, а ты разве знаешь, на что способен я?

Он слегка встряхнул её, отчего Ева вздрогнула, а взгляд обдало поволокой из-за подступившей влаги. Да, сердце трепыхнулось, протестуя оттого, что Руслан пугает девушку, но злость брала верх:

— Знакома с моими худшими сторонами? Нет! Потому что рядом с тобой я — другой человек. Впервые люблю, впервые пробую быть ответственным, а не конченым эгоистом. И всей этой ереси, которую ты заварила в своей голове, можно было избежать, если бы между нами было обоюдное доверие и откровенность…а не только мои. И зачем, спрашивается, весь этот путь, если ты не доверяешь?.. И ничего в тебе не изменилось по отношению ко мне?

Она резко подалась вперед, столкнувшись с ним нос к носу, вцепилась в плечи своими холодными тонкими пальцами и молитвенно зашептала:

— Нет, Руслан, нет! Я доверяю! Я не этого хотела!.. Как ты можешь такое говорить?! Я люблю тебя, все мои чувства — от доверия. С тобой я позволила себе второй шанс. Разве ты этого не видишь? Всё должно было быть не так…я собиралась рассказать…Вардгес сказал, что на днях процесс завершится победой.

— Да? А…твой муж, — выпихнул словосочетание через стиснутые зубы, — в перерывах между маханием кулаками утверждал обратное… И обрадовал тем, что ребенок родится под его фамилией…

Девушка так же внезапно оторвалась от него и откинулась назад, округлив глаза в потрясении. С минуту они молчали, читая ответы в глубине взоров друг друга, что скрестились в безмолвном диалоге.

Крах. Всем надеждам.

Ева опустила веки и отвернулась. И через несколько секунд крупные слезы вырвались из-под подрагивающих ресниц, а бесцветный голос прошелестел:

— Прости.

К сожалению, уже было поздно.

Руслан поднялся и отрывисто бросил на ходу, направляясь в коридор:

— Запри дверь. И просто будь осторожна. Лучше позвони Элизе, пусть побудет с тобой…

— Ты куда? — кинулась она следом, взволнованно кусая губы.

Парень обулся и накинул куртку под её безотчетливые рваные всхлипы, которые Ева тщетно пыталась побороть.

— Исправлять то, с чем ты крупно напортачила…

И, не оборачиваясь, покинул квартиру, решительно слетая вниз по лестнице. Отключая эмоции и включая голову.

* * *

Каждый арестант знает, что хуже адвоката по назначению, который нисколько не заинтересован в твоей подобающей защите, ничего нет. Его собственный, естественно, был наемным, за что стоит поблагодарить брата. Рома постарался, чтобы ему достался лучший из лучших. А Руслан не стал отказываться. Наслушавшись различных историй от сокамерников, парень понял, что включать гордость в этом вопросе — себе дороже. Слишком многим он рискует.

Тюремная культура едва ли похожа на кадры из фильмов и строки из книг. Очень отдаленно, может. Реальность изрядно отличается от обывательского представления о лишенной свободы жизни. Ни один внешний источник информации не даст ответов на потаенные вопросы, не избавит от напряжения, которое постоянно царит внутри, напоминая, что отовсюду можно ждать подвоха. Есть ряд незначительных, как кажется, деталей, влияющих на ту или иную ситуацию.

Камера была «укомплектована», когда Руслана определили в нее последним. Парень обвел спокойным внимательным взглядом каждого обитателя,