Снова усмешка, означающая чувство превосходства:

– Уважаемый незваный гость, вы неверно оцениваете ситуацию. Процесс идет к концу, и если не через полчаса, то минут через сорок он завершится сам собой. И перед началом нового цикла мы сможем позволить себе сделать паузу, обесточить завод, спокойно войти и овладеть положением, попутно захватив вас во сне. Вам же то, что вы засели в производственном центре, никаких выгод не даст. Вы должны понять, что если уж мы приняли меры от возможного нападения на завод, то позаботились и о том, чтобы снабдить производство надежной «защитой от дурака», а также и от злоумышленника. От вас. Так что у вас нет ни малейшей возможности ни прибегнуть к какому-либо шантажу, ни…

Он слишком уж разговорился, подумал я. А я ведь просил его быть лаконичным. Похоже, ему нравится слушать самого себя…

– Максимат, – прервал я его. – Почему и зачем я пришел и засел здесь – это мое личное дело, и говорить вам о моих целях я не собираюсь. А что у меня нет возможности угрожать вам чем-либо серьезным – огорчу вас: тут вы допускаете ошибку. Объясню какую: вы исходите из того, как действует ваша система сейчас, а я рассчитываю на то, чего ей недостает, но что я ей в ближайшие минуты дам. А именно – некоторые способности, которых у нее сейчас нет. Это достаточно просто. Ничего не надо заменять или переконструировать, достаточно поменять местами две пары кабелей – а с такой работой справился бы даже простой монтер…

– Ну и что? Чего вы этим добьетесь?!

Это был уже крик; похоже, генерал-максимат занервничал.

– Того, что мне и нужно. Например – ваши турбины, которые создают давление в Магистрали, заставлю работать в обратном направлении – не гнать смесь туда, а высасывать ее обратно. Сюда, сначала в накопитель вашей базы, а когда он переполнится…

Договаривать я не стал, понимая, что начальник уже представил себе все последствия такого демарша. И, похоже, ужаснулся. Во всяком случае, я на его месте непременно схватился бы за голову.

– Вы не сделаете этого! – проговорил он наконец. – Хотя бы потому… Потому, что затоплен продуктом прежде всего будет сам завод. И вы сами. А наш продукт, если не знаете, это не молочная река. Вы превратитесь в эмульсию…

– Но и ваше удовольствие от этого будет непродолжительным, – ответил я. – И, кстати сказать, я такую возможность предвидел и с нею смирился, а вы – нет, вам к такой мысли надо еще привыкнуть, а это очень трудно, говорю по своему опыту. Но некая истина в ваших словах все же имеется. А именно: я и в самом деле могу этого не делать. Конечно, на определенных условиях.

– На каких же? – спросил он после паузы уже более спокойно.

– Мои условия просты и для вас легко выполнимы. У вас ведь есть собственная связь с ПЗБ, не так ли?

– Несомненно.

– В таком случае, для вас не составит труда связаться с ними, приказать или попросить, уж не знаю, чтобы их – или ваш – убийца был отозван из Магистрали, где сейчас находится. Это первое. Второе: позвольте той капсуле, которую вы считаете угнанной – ну да, конечно, так оно и есть, но она никуда, как вы понимаете, не денется, – позвольте ей беспрепятственно выйти из Магистрали на ПЗБ, а ее пилота, после того как он покинет капсулу, срочно доставите сюда целым и невредимым, а я впущу его в зал, где нахожусь сам. Третье: вы даете мне слово, что не станете препятствовать нам обоим покинуть вашу базу и даже предоставите для этого средство передвижения, которое затем тоже будет вам возвращено. Вот и все.

Я понимал, что будь Лючана сейчас рядом со мною, она непременно дернула бы меня за рукав и тихо, но решительно объяснила бы мне, каким непроходимым дураком я стал, если намереваюсь положиться на любые заверения противника. Но я бы лишь подмигнул ей – и она сразу поняла бы, что это третье условие я выдвинул разве что для кудрявости, а на самом деле намерен сделать что-то совсем другое. Но ее здесь не было. Пока.

– Разумеется, я готов дать вам такое слово. Даю его вам. Конечно, при условии, что вы напоследок не захотите хлопнуть дверью.

– Ни в коем случае, генерал: тогда вы сочли бы себя свободным от обещаний… Можете быть уверены.

– Хорошо. Скажите, с нашим оператором не произошло ничего… серьезного?

«Заботится о своих людях? – подумал я. – А я-то полагал, что ни в ком здесь не осталось ничего человеческого».

– Не беспокойтесь, генерал. Он жив, не испытывает никаких неудобств и чувствует себя, полагаю, лучше, чем мы с вами.

Давая ему такое заверение, я не сводил глаз с табло со схемой Магистрали. Если только они попробуют как-нибудь схитрить…

Но похоже было, что мой оппонент вознамерился играть честно. На табло я увидел, что искорка, обозначавшая карателя, замедлила свое движение по линии. Остановилась. И медленно, очень медленно, но все же двинулась назад. Освобождая таким образом свободный проход для капсулы. Приближая Лючану к выходу. К освобождению. Ко встрече со мной. И в конце концов – к дому…

– Вы меня слышите, уважаемый противник?

Это снова генерал-максимат. Что он, передумал? Или хочет еще каких-то гарантий с моей стороны?

– Разумеется, я вас внимательно слушаю.

– Поскольку в ваших интересах ускорить этот процесс, не так ли?..

– А вы сомневаетесь?

– …то будьте любезны принять участие в деле.

– Чего вы хотите?

– Увеличьте скорость потока сразу в обеих трубах – оператор поможет вам разобраться. Тогда давление в малой трубе возрастет настолько, что выдавит капсулу в Магистраль.

– Разумно, – согласился я. – А зачем ускорять поток в главной трубе?

– Чем выше оно будет – тем скорее наш человек покинет Магистраль, а капсула приблизится к выходу, как вы и хотите.

– Понятно. Увеличиваю.

На самом деле я понял не только это. Ему, скорее всего, нужно было сохранить нужное соотношение компонентов продукта, чтобы ни литра не пошло в брак.

– Только будьте внимательны – ничего не напутайте! – озабоченно добавил генерал-максимат.

– Такое предположение может меня обидеть! – ответил я, в то время как руки спящего оператора, повинуясь моей команде, уже выполняли нужные действия. Столбики индикаторов скорости и давления в Магистрали и малой трубе уверенно поползли вверх.

– Я вижу, у вас неплохо получается!

– Стараюсь, генерал. Изо всех сил.

«Ради тебя, Люча, – подумал я, – стараюсь. И выполню все в наилучшем виде. Как мне и свойственно».

Раздался странный звук. Я не сразу понял, что это я сам негромко напеваю песенку, чья мелодия не имела ничего общего с похоронным маршем.

И тут же умолк. Потому что услышал еще нечто, уж и совершенно неожиданное.

«Господи, – думала Лючана с тревогой, – они там, похоже, все посходили с ума. Мне так не удержаться на этом пятачке, никак не удержаться. Хоть бы они снабдили свои капсулы якорями, а то ведь уцепиться не за что и нечем. А сорваться в этот поток – все равно что прыгать в водопад: занятие для сумасшедших, для совершенно спятивших…»