– Бедный Ричард. Искать и перепрятывать дневники, платить адвокатам, пытаться сохранить свое лицо в глазах света – и ради чего все это? Ради того, чтобы добиться развода, который теперь ему уже не нужен.

– Да, все вышло совсем не так, как он себе представлял, – заметила Рэнди. – Я знала об опухоли в мозгу Амелии, но не думала, что та убьет ее так быстро.

– Эта смерть избавила твоего дядю от необходимости давать показания в суде. Представляешь, сколько возникло бы слухов, если бы этот суд все-таки состоялся?

– Это так, но кто знает, какие слухи еще поползут по Лондону, когда дядя вернется осенью из Европы, и не один, а с молодой невестой? – усмехнулась Рэнди. – К тому же Кэролайн может уже и забеременеть к тому времени. Ведь после стольких лет одиночества дяде Ричарду просто не терпится как можно скорее обзавестись настоящей и большой семьей.

– Кстати, о семействе, – сказал Джеймс, кладя руку на живот Рэнди. – Как сегодня поживает мой наследник?

– Наш сын – а может быть, дочь – ведет себя сегодня очень прилично, – улыбнулась ему в ответ Рэнди. – Джарита говорит, что я очень везучая, если тошнота так скоро меня отпустила. Правда, твоя мама предупредила, что она может еще вернуться.

– Полагаю, что после рождения пятерых детей моя мама в этом неплохо разбирается, – сказал Джеймс, продолжая поглаживать живот Рэнди: – А еще что-нибудь вы с моей мамой обсуждали?

Рэнди заметила голодный, жадный огонек в глазах Джеймса. После нескольких недель, проведенных в родительском доме, где они вынуждены были спать по разным спальням, Рэнди самой хотелось заняться любовью, и при этом ничуть не меньше, чем ее мужу. Еще немного, и она, наверное, начала бы соблазнять его первой.

– Обсуждали. Она дала мне немало полезных советов, например, правильно питаться и больше отдыхать.

– А мама ничего не говорила тебе о том… о том, как вести себя в это время с мужем?

Рэнди сделала вид, что глубоко задумалась, затем кивнула с важным видом и наконец ответила, изрядно помучив Джеймса:

– Ну-у… она сказала, что мне полезно много двигаться. Гулять, например, каждый день. Ты об этом спрашивал?

– Не совсем, – отвел глаза Джеймс и, не удержавшись, легко провел ладонью по груди Рэнди, туго обтянутой тонкой тканью. – Я подумал, не говорила ли тебе мама о том, можно или нельзя нам сейчас… э-э… наслаждаться друг другом. Так, чтобы не причинить вреда ребенку, разумеется.

Джеймс выглядел таким несчастным, таким, грустным, что Рэнди не выдержала, наклонилась к его уху и прошептала:

– Если ты хочешь спросить, можем ли мы с тобой заниматься любовью, то могу ответить тебе точно и определенно: да.

Джеймс вскинул голову, посмотрел в лицо жены.

– Ты точно знаешь, что это не повредит ребенку? – озабоченно спросил он. – Конечно, я очень соскучился по тебе, любовь моя, но, если есть хоть малейший риск, я лучше потерплю.

Рэнди улыбнулась, обняла мужа за шею, приблизила губы к его губам.

– Твоя мама считает, что такой пылкой женщине, как я, просто необходимо заниматься любовью как минимум еще несколько месяцев. А знаешь, что она ещё сказала? Что беременные женщины в любви становятся просто ненасытными. Тебя это не пугает?

Джеймс радостно рассмеялся и, не откладывая, скользнул рукой в вырез халата Рэнди. Пальцы его мгновенно нашли и нежно обхватили пополневшую, но по-прежнему тугую грудь жены.

– Я готов стараться, любимая. Готов даже умереть на своем посту.

– Думаешь, я могу залюбить тебя до смерти?

Джеймс, уже приготовившийся припасть губами к обнаженной груди Рэнди, поднял глаза и ответил:

– Конечно, мне хочется пожить еще, но если умирать, так только от любви.

* * *

Позже, той же ночью, Джеймс вытянулся рядом с Рэнди – счастливый, опустошенный и легкий, словно после бокала хорошего вина. С этого дня он стал другим человеком, и женщина, благодаря которой произошло это превращение, лежала сейчас в его объятиях.

– Кто бы мог подумать, что мое путешествие в Индию обернется для меня такой удачей? – негромко сказал он, глядя в потолок.

– О чем ты сейчас думаешь, Джеймс?

– А я думал, что ты спишь, любимая, – улыбнулся он в темноту.

– Разве могу я уснуть, когда меня переполняют твои чувства? Я же ощущаю их. Скажи, ты чем-то озабочен?

– Только тем, чтобы стать хорошим мужем и отцом, любимая. Хочу, чтобы ты никогда не пожалела о том, что уехала из Индии и стала моей женой.

Рэнди поцеловала Джеймса в грудь, провела ладонью по его плечам.

– В таком случае тебе не о чем беспокоиться, мой Милый. Я очень счастливая женщина, у которой странный дар, странные звери, странные слуги и прекрасный муж. Ты – моя душа, моя половинка. У меня есть все, о чем только можно мечтать. А теперь давай спать, Джеймс, уже поздно.

– Погоди, Рэнди. Время пролетит быстро, а мы до сих пор не выбрали имя для нашего первенца.

– Не выбрали, – согласилась Рэнди. – Знаешь, сначала я хотела назвать его в честь своего отца, но затем передумала.

– Почему? Джонатан Коллинз Грейсон – великолепное имя, по-моему. Что тебе в нем не понравилось?

– Джонатан Коллинз действительно прекрасное имя, – ответила Рэнди, – но оно не должно принадлежать нашему мальчику. Пусть у него будет другое, свое собственное.

– Ну, хорошо, тогда какие имена приходят тебе на ум?

– Что-нибудь мужественное. Балин, например, или Хайдар.

– Это же индийские имена, – хмыкнул Джеймс. – А наш сын со временем станет английским графом. Граф Хайдар!

– А мне нравятся эти имена, – откликнулась Рэнди. – Балин означает «храбрый воин», а Хайдар – «повелитель львов». Кроме того, эти имена напоминают мне о Калькутте и о тех людях, которых я любила в далекой Индии.

– Это все, конечно, замечательно, дорогая, но я предпочел бы что-нибудь не такое вычурное. Например, Эдвард Майкл или Уильям Брайен. Хорошие, настоящие имена, как раз для мальчика из старинной английской семьи.

– Ты упрям, Джеймс, но и я упряма. Будем искать компромисс.

И они нашли его.

Девочка, родившаяся у них в декабре, получила имя Индиа Эрин.

Поместье Райленд, 2 апреля 1833 года

Солнечный свет лился сквозь окно детской. Зидра лежала в углу на своей подстилке и внимательно наблюдала за маленьким, спящим в колыбели человечком.

«До чего он маленький и лысый, этот новый котенок, – текли в голове тигрицы неспешные мысли. – Но кричит громко. И совсем беспомощный. А моей хозяйке этот котенок нравится, она очень любит его. Значит, буду любить его и я».