Видя увлеченность сына творчеством Александра Иванова, родители приобрели на выставке работ великого мастера два его небольших этюда. «На днях было у нас торжество, — сообщала Мария Алексеевна Поленова Чижову. — Мы купили, как дети говорят, картину Иванова. Но, в самом деле, купили его Иоанна Евангелиста, в малом виде этюд, с которого он писал большого в картине, это видно по тому, что разбит на граны…»[642] Также Поленовыми был приобретен этюд драпировок для трех центральных фигур картины: Иоанна Крестителя и апостолов Петра и Иоанна. В 1871 году Дмитрий Васильевич подарил этот этюд сыну — по случаю получения им диплома юриста в Петербургском университете и Большой золотой медали Академии художеств за программную картину «Христос воскрешает дочь Иаира».

Годы учебы Поленова в Академии художеств совпали по времени с торжеством искусства передвижников, не жаловавших классическую школу живописи с ее обязательными академическими сюжетами, оторванными от острых проблем современности. Тем не менее восемь лет, проведенных в ее стенах, Василий Дмитриевич будет вспоминать как один из самых светлых и плодотворных периодов в своей жизни. «Принято бранить Академию, называть ее мачехой, — писал он спустя годы своему однокашнику Илье Ефимовичу Репину, — а я так иначе ее вспоминаю, для меня она всегда была родной… Меня с молодости увлекали великие мастера Академии. Больше всех я любил и до сих пор люблю Иванова»[643].

С получением высшей награды Академии художеств Поленов отправился в качестве академического пенсионера за границу для завершения своего художественного образования. По пути в Италию он посетил Австрию и Германию и отовсюду посылал Чижову подробные отчеты, делился рабочими планами и сомнениями. При этом он исправно следовал «дядюшкиным» наставлениям, в каких городах непременно побывать, с архитектурой и убранством каких церквей и собраниями каких картинных галерей познакомиться. «От себя я Вам вот что скажу, дорогой дядя, — признавался Поленов Чижову, — я стараюсь, тружусь и все собой недоволен, все мало, и вывод еще не удовлетворяет меня. Не могу попасть на свою точку, не могу себя хорошенько выяснить; воли, энергии и терпения у меня, как мне кажется, нет недостатка, но характера очень мало, поэтому брожу пока еще в потемках»[644].

Чижов пристально следил за успехами молодого художника, которого, по собственному признанию, любил «больше, чем любят кровных племянников». В частых письмах к нему он советовал «глубоко разбирать произведения великих maestro», не сковывая вместе с тем собственного воображения, консультировал по поводу выбора сюжетов, требовал оттачивать до самозабвения технику рисунка, быть предельно строгим в исполнении замысла: не приступать к написанию картины без двух эскизов — «одного, где было бы видно все сочинение, другого, на котором были бы набросаны пятна колорита», и обязательного картона, с полным абрисом будущего произведения…

Чижов помогал Василию деньгами в его путешествиях по Европе, с готовностью откликался на его просьбы оказать поддержку попавшим в беду друзьям. Он передал недостающую сумму для возвращения в Москву, к родным, умиравшей на чужбине от злой чахотки бедной студентке-нигилистке Е. А. Богуславской (ее образ впервые натолкнул Поленова написать ставшую впоследствии широко известной картину «Больная»).

Оказавшись в Риме, Василий Поленов начал делать этюды для грандиозного полотна «Кто из вас без греха?» — первого в серии картин «Из жизни Иисуса Христа». В Париже он в течение двух лет работал над исторической картиной «Право господина», иллюстрирующей одну из позорных страниц средневекового быта германских княжеств. Поначалу за неимением собственной студии трудился в мастерской близкого ко Двору художника-мариниста Алексея Петровича Боголюбова, которому Академия художеств поручила попечение и надзор за проживающими во Франции стипендиатами.

В Париже Василий Дмитриевич близко сошелся с И. Е. Репиным, так же, как и он, награжденным Академией Большой золотой медалью и правом на шестилетнее пенсионерство в Западной Европе. Илья Ефимович только что закончил своих «Бурлаков на Волге» и благодаря им получил известность сначала на Академической выставке в Петербурге, а затем на Всемирной — в Вене. Не смутившись тем, что картина отражала «левые» взгляды ее создателя, «Бурлаков» приобрел брат Наследника престола Великий князь Владимир Александрович — президент Академии художеств.

Однажды в мастерской Боголюбова Василий Поленов стал свидетелем того, как министр государственных имуществ А. А. Зеленой, в ведении которого находились вопросы судоходства, упрекал Репина за выбор сюжета, носившего, по его убеждению, клеветнический характер.

— Где это вы, милостивый государь, в нынешней-то России бурлаков сыскали? Их повсюду уже заменили паровые суда!.. Хоть бы вы, Алексей Петрович, — обратился он к Боголюбову, — внушили этим господам, нашим пенсионерам, чтобы, будучи обеспечены своим правительством, они были бы патриотичнее и не выставляли обтрепанные онучи напоказ Европе на всемирных выставках…[645]

Во время одного из кратковременных посещений Чижовым Парижа по пути в курортный городок Виши, на воды, Поленов познакомил его с Репиным. Чижов нашел Илью Ефимовича в довольно грустном состоянии. Обремененный семейством, художник еле-еле сводил концы с концами, жаловался на недостаточность казенного академического содержания. Вдали от России Поленовым и Репиным овладело щемящее чувство ностальгии. «Теперь Вася и Репин и многие из их собратий непременно хотят писать в России, непременно ищут содержания картин в русском быту», — заключил из общения с молодыми людьми Чижов[646]. Побуждаемые внутренним долгом и предчувствием перемен, назревающих в отечественном искусстве, они буквально считали дни до своего отъезда на родину. Удерживало одно: по условиям творческой командировки художник обязан был вернуться в Петербург с двумя значительными работами. У Репина уже была готова одна — «Парижская кофейня», в которой отразилось экспериментирование автора в области изобразительного языка.

Чижов не одобрял «Кофейню» прежде всего за бедность, «некартинность» ее содержания. По его мнению, отдавшись совершенствованию одной только внешней формы, Репин в своих творческих поисках зашел в тупик, тогда как мог стать подлинным новатором в искусстве, обратись к темам из русской истории и фольклора.

Илья Ефимович внимательно прислушивался к суждениям и замечаниям умного старика — непререкаемого авторитета по части эстетики. Его радовало, что к замыслу новой картины на сюжет древнерусской былины «Садко» Чижов проявил живейший интерес. Садко, «богатый гость» из Новгорода Великого, тридевять земель обошел, на дне морском побывал, но ничего краше родной земли не встретил. Вот как описывал сюжет картины сам Федор Васильевич: «Садко в подводном царстве смотрит, как мимо него проплывают… красавицы, но он не пленяется ими, а пленяется замарашкой , что наверху, одетою просто. Это изображение самого Репина, пред которым идут все страны образованные: Франция, Италия, Испания, Америка, — а он ни которой не пленен, и все его тянет к замарашке, к неумытой, непричесанной, его родимой России»[647]. Это был как бы косвенный ответ Репина его критикам на обвинения в очернительстве и непатриотизме.