технологиях Власти, уже совершенно лишнее знание для подчиненных. Того и гляди возомнят, будто лучше сюзерена знают, что делать, да еще и право имеют на это собственное мнение. Справиться с такими доблестными вассалами сможет далеко не всякий, а потому из соображений элементарной безопасности брать их в группировку не следует. Чем меньше людей будут знать настоящего Макиавелли, тем проще жить среднему сюзерену.

Открытие Макиавелли полезно лишь тем сюзеренам, которые уже обладают достаточной властью, чтобы не заботиться о ее сохранении на протяжении нескольких поколений, и могут себе позволить включить машину «производства доблести» среди своих вассалов. Именно они[451] реализовали к XX веку управленческий идеал Макиавелли:

Если бы какой-то республике выпала такая удача, что кто-либо из граждан, как мы говорили выше, своим примером помогал бы обновлению законов… — такая республика существовала бы вечно [Макьявелли, 2002, с. 420].

Вот оно, подлинное открытие Макиавелли: вечная Власть, Доблесть, побеждающая Судьбу. Цена существования такой Власти — постоянная борьба группировок, в которой ни одна из них не имеет права на окончательную победу. Три технологии этой Власти — религия, закон и свобода. Но какой сюзерен в здравом уме решится воплотить все это в жизнь?!

Бегемот и левиафан

Гоббс, «Левиафан» (1651), Локк, «Два трактата о правлении» (1690)

Теоретик. Может показаться, что, рассказывая о Макиавелли, мы забыли свой же собственный принцип: чтобы сделать очередное открытие о Власти, нужна новая историческая ситуация. Исключительная популярность Макиавелли заставила нас задаться вопросом о ее причине, отложив рассмотрение исторического контекста. Отчасти нас оправдывает то обстоятельство, что для Макиавелли этот контекст совершенно очевиден. С чем мог отождествлять Власть чиновник Флорентийской республики? Чиновник, живший неподалеку от республики Венеция и долгие годы изучавший историю Рима республиканских времен.

Но столь очевидная историческая обусловленность результатов Макиавелли ставит перед нами следующую проблему. Является ли его открытие преходящим, относящимся только к определенным ситуациям в истории человечества (или длительно существующей властной группировки), или оно столь же универсально, как и личноиерархическая природа Власти? Иными словами, предпочтительнее ли для современных государств[452] республиканский способ правления или же он остался в далеком прошлом, как «полития» Аристотеля и «асабийя» Ибн Хальдуна?

Читатель. А можно встречный вопрос? Как по-вашему, какой способ правления в современной Великобритании?

Теоретик. Отличный вопрос, подробный ответ на который вылился бы в еще одну книгу о Власти[453]. К счастью, благодаря Макиавелли мы знаем простой способ определить тип государственного устройства. Достаточно единственного вопроса: где в государстве находится оппозиция действующей власти? Партизанит в лесах, сидит по тюрьмам или заседает в парламенте? Чем выше в государстве статус оппозиционных властных группировок, тем более республиканским, в макиавеллевском смысле, оно является. Так что ответ на ваш вопрос очевиден: британская монархия реализовала в своей стране весьма республиканский способ правления. Правящие и оппозиционные партии сменяют друг друга у власти уже более 300 лет[454], ни одну из них не запретили как экстремистскую и уж тем более не ликвидировали.

Практик. Только не надо думать, что британская монархия совсем уж беззуба. Вспомните принцессу Диану!

Читатель. А многие считают, что английская королева все решала единолично…

Теоретик. Даже если английские монархи лично определяют курс акций на бирже, факт остается фактом: за последние 300 лет они ни разу не приняли решение ограничить свободу политической конкуренции в стране. Машина по производству доблести работает до сих пор[455], и на примере Великобритании мы можем видеть, что открытие Макиавелли оказалось весьма полезным. Большинство крупнейших государств современности — республики: сама жизнь сделала выбор в пользу технологии Макиавелли.

Практик. Еще чуть-чуть о доблести. В первой половине XIX века русская контрразведка обнаружила, что если из французских или немецких гувернанток/гувернеров в русских домах работают на соответствующие разведки каждый второй-третий, то англичане — все поголовно. Граждане Британии были искренне убеждены, что помогать своей стране — их священный долг, которым нельзя пренебрегать, даже работая на иностранцев. Достойный пример, особенно если сравнить его с нынешней ситуацией в российской элите.

Читатель. Круто. Но, с другой стороны, получается, что Макиавелли 500 лет назад открыл республику — и тех пор никто не придумал ничего лучше?!

Теоретик. Никто ничего новее не открыл, если говорить точно. Помните, чем отличаются открытия и изобретения? Открыть можно только то, что есть, то, что уже появилось в окружающей ученого реальности. Римская республика возникла в почти мифические времена, а Макиавелли открыл республиканские технологии только в XVI веке, две тысячи лет спустя. Даже если где-то на Земле и сформировался новый способ государственного устройства, открыт он будет не раньше, чем очередной гений соизволит обратить на него свое внимание. Так что получается именно так, как вы сказали: со времен Макиавелли ничего принципиально нового в области государственного строительства открыто не было.

Казалось бы, на этом мы должны закончить с государством и перейти к следующей маске Власти. Но, поступив так, мы оставили бы за спиной чрезвычайно острый и неприятный вопрос. Как получилось, что республиканские технологии, ограничивающие власть наиболее сильных группировок и потому им явно невыгодные, все же получили широкое распространение? Какая сила заставила сюзеренов отказаться от претензий на абсолютную власть и начать раз за разом совершать главную ошибку Государя — оставлять поверженного противника в живых? Неужели в мире есть что-то посильнее Власти?

Читатель. А как насчет законов природы?

Теоретик. Или законов самой Власти? Вы совершенно правы: на свете хватает сил, намного более могущественных, чем даже самый великий правитель. И когда властная группировка сталкивается с этими силами, выясняется, что интересы группировки в целом (например, выжить) оказываются вовсе не теми же самыми, что и интересы ее сюзерена (сохранить власть). Одно такое столкновение с реальностью никого ничему не научит; но если на протяжении жизни одного поколения законы Власти бьют по лбу второй, а то и третий раз — у выживших сюзеренов появляется стимул несколько изменить свое поведение.

Разумеется, вероятность такой концентрации исторических событий в коротком промежутке крайне мала[456]. Однако рано или поздно маловероятные события тоже случаются; и как раз так звезды сошлись в Англии во второй половине XVII века.

В 1640 году в Англии существовало монархическое правление. Правивший тогда король Карл… царствовал в силу наследственного права, насчитывавшего свыше шестисот лет… Это был человек, не испытывавший недостатка в достоинствах души или тела и не пытавшийся сделать больше, чем того требовало исполнение обязанностей по отношению к Богу, хорошо управляя своими подданными [Гоббс, 1991, с. 591].

По этим словами Гоббса, которыми начинается «Бегемот, или Долгий парламент», невозможно