И теперь, когда Кристин шла по заглохшей тропинке мимо развалин кузни, в нынешнем году окончательно скрытых за наступающей с луга буйной порослью желтого подмаренника, колокольчиков и мышиного горошка, ей представлялось, что она видит перед собой картину собственной жизни: разрушенный непогодой, закопченный, старый горн, в котором никогда уже не разведут огонь; пригорок, покрытый мелкими кусочками угля, и пробивающаяся повсюду на пожарище мягкая, нежная молодая трава. А в трещинах старого горна -там и сям ярко рдели красные пучки иван-чая.

Однажды, когда Кристин уже улеглась на покой, она вдруг пробудилась от шума: какие-то всадники въехали во двор усадьбы. Хлопнула дверь верхней горницы – Кристин услышала, как Гэуте громко и радушно приветствует своих гостей. Слугам пришлось встать и выйти во двор. Наверху послышались говор и топот ног – Кристин различила раздраженный голос Ингрид. Да, славная девушка, эта молодая служанка, уж она не допустит никаких вольностей с собою. Взрыв веселого молодого смеха был ей наградой за находчивые, язвительные речи. Фрида что-то вопила. Бедняжка, она так и не поумнела; ей было почти столько же лет, сколько и Кристин, и все-таки хозяйке по сей день приходилось опекать ее…

Кристин повернулась на постели и уснула.

На другое утро Гэуте поднялся с петухами. Обычно его утренний сон не был долог, даже если ему случалось выпить на ночь пива. Но гости вышли только к завтраку. Они остались в усадьбе на весь день. Приехали они частью по торговым делам, а частью по дружбе. Гэуте был необыкновенно гостеприимным хозяином.

Кристин позаботилась о том, чтобы друзьям Гэуте подали на стол все самое лучшее. Она не замечала, что молча улыбается шуму и веселью, которыми с приездом молодежи опять наполнилась старая отцовская усадьба. Но она сама мало беседовала с молодыми людьми и мало их видела. Впрочем, она заметила, что Гэуте был весел и обходителен.

Гэуте, сын Эрленда, пользовался большой любовью как среди мелкого люда, так и среди состоятельных крестьян. Хотя суд над убийцами Эрленда навлек большое несчастье на их родичей и в приходе было немало усадеб и семейств, где люди усердно избегали встреч с сыновьями Эрленда, но сам Гэуте не имел ни единого недруга.

Господин Сигюрд из Сюндбю возымел самую горячую приязнь к своему молодому родственнику. Этот двоюродный брат Кристин, которого она ни разу не встречала, пока судьба не привела его к смертному ложу Эрленда, выказал ей тогда самые преданные родственные чувства. Он оставался в Иорюндгорде почти до самого рождества и прилагал все силы к тому, чтобы помочь вдове и осиротевшим мальчикам. Сыновья Эрленда учтиво и благопристойно проявляли свою благодарность к нему, но один только Гэуте близко сошелся с ним и с того времени часто бывал в Сюндбю.

Когда этот внук Ивара Йеслинга умрет, усадьба Сюндбю уйдет из его рода. Господин Сигюрд не имел детей, и его ближайшими наследниками были сыновья Хафтура. Он был уже человеком преклонных лет, и в жизни ему выпала тяжкая участь: его молодая жена лишилась рассудка во время первых родов. Он уже сорок лет жил с сумасшедшей женой, но все-таки каждый день приходил в ее покой и справлялся о ней. Она жила в одном из лучших домов Сюндбю, и множество служанок было приставлено ходить за ней.

– Узнаешь ли ты меня нынче, Гюрид? – спрашивал муж.

Иногда она ничего не отвечала, но бывали дни когда она говорила:

– Тебя-то я знаю хорошо: ты пророк Исайя, что живет в Брутвейте, к северу под Брутвейтским холмом.

Она всегда сидела с веретеном. Когда ей бывало получше, она пряла ровную и хорошую нить. Но потом на нее что-то находило, она разрывала пряжу и расшвыривала по всей горнице шерсть, которую служанки чесали для нее. После того как Гэуте рассказал обо всем матери, она неизменно принимала своего родственника сердечно и приветливо, когда ему случалось приезжать к ней в усадьбу. Однако сама Кристин уклонялась от поездки в Сюндбю. Она не бывала там ни разу после того, как венчалась в тамошней церкви.

Гэуте, сын Эрленда, был не так высок ростом, как остальные сыновья Кристин. По сравнению с рослой матерью и долговязыми братьями он казался почти что маленьким, хотя на самом деле он был выше среднего роста. И вообще Гэуте стал более видным во всех отношениях после того, как два старших брата и близнецы, которые по годам следовали за ним, покинули усадьбу. Между ними всеми он как-то терялся. Все окрестные жители считали его необыкновенно красивым. Он и вправду был хорош собой. Он очень походил на своего деда по матери – светлыми, как лен, волосами, большими серыми глазами под высоким лбом, продолговатым, в меру округлым лицом, свежей кожей и красиво очерченным ртом. У него была очень красивая посадка головы, и необыкновенная силища таилась в его несколько великоватых, но прекрасной формы руках. Однако нижняя часть туловища у него была немного коротка, а ноги изогнуты колесом. Оттого он постоянно носил длинное платье, если только какая-либо работа в усадьбе не принуждала его надевать короткую куртку; хотя именно в эти годы стало считаться красивым и пристойным шить праздничную одежду мужчин более короткой, чем в прежние времена. Жители здешних мест переняли этот обычай у знатных путников, проезжавших через долину. Но когда Гэуте, сын Эрленда, появлялся в церкви или в гостях в своем долгополом с зеленой вышивкой кафтане, с серебряным кушаком вокруг тонкой талии и откинутым за плечи плащом, подбитым оленьим мехом, то все окрестные жители удовлетворенно и благожелательно провожали взглядом молодого хозяина Йорюндгорда. В руках у Гэуте всегда была прекрасная, отделанная серебром секира, которую Лавранс, сын Бьёргюльфа, некогда получил в наследство от своего тестя, Ивара Йеслинга. И людям казалось весьма похвальным, что Гэуте, сын Эрленда, столь еще юный, следует по пути своих отцов и придерживается Древних крестьянских обычаев как в одежде, так и в образе жизни.

И верхом на коне Гэуте тоже выглядел красиво, как никто другой. Он был отчаянно лихим наездником, и жители в округе похвалялись, что во всем норвежском королевстве не сыщется коня, которого их Гэуте не смог бы укротить или обуздать. Когда Гэуте год назад был в Бьёргвине, ему довелось там объезжать жеребца, с которым прежде никто не сумел сладить. И вот под руками Гэуте жеребец сделался таким смирным, что тот проехал на нем без седла, с девичьей лентой вместо уздечки. Но когда Кристин стала выспрашивать сына об этом случае, он только рассмеялся и не захотел ничего говорить.

Кристин знала, что Гэуте бывает ветреным в обращении с женщинами, и это было ей не по нраву, но она думала: все это происходит большей частью из-за того, что женщины слишком уж ласковы с красивым юношей, а Гэуте общителен и добросердечен. Наверное, чаще всего это были просто дурачества и забавы, потому что он никогда не принимал близко к сердцу своих любовных дел и не таил их от всех, как когда-то Ноккве. Он сам пришел и рассказал матери, когда у него родилось дитя от одной молодой девушки из Сюндбю. Это случилось два года назад. Гэуте щедро наделил мать ребенка приличным ее положению приданым, а девочку он намеревался взять к себе, когда ее отнимут от груди, рассказывал Кристин господин Сигюрд. Гэуте, казалось, очень любил свою маленькую дочь и всегда навещал ее, когда бывал в Вогэ. Она была прелестным ребенком, с гордостью рассказывал Гэуте, и при крещении он велел дать ей имя Магнхильд. Кристин также полагала, что раз уж мальчик согрешил, то лучше всего будет, если он возьмет свое дитя к себе домой и станет ему преданным отцом. Она сама очень радовалась тому, что маленькая Магнхильд будет жить здесь. Но девочка умерла, достигнув годовалого возраста. Гэуте очень сокрушался, прослышав об этом, да и Кристин была опечалена тем, что так ни разу и не повидала своей маленькой внучки,