молодости он все лучшее пересмотрел, сидя на «галерке» Малого театра. В те времена Малый театр был вторым университетом. Он был колыбелью щепкинских традиций, хранителем чистоты нашего великого русского языка. Общественное звучание Малого театра было огромно. <…> С ранних лет впитав в себя любовь к Малому театру, Сергей Николаевич сделался истинным его ценителем и — если можно так сказать — даже пропагандистом, уверяя театральную молодежь, что учиться нужно у Малого театра — и прежде всего у Малого театра!

Но это не значит, что он неодобрительно относился к Художественному театру, которому посвятил 124 свои работы. <…>

Вся жизнь Сергея Николаевича была беспрерывным горением. Мысль его была острой, беспокойной, ищущей, стремящейся познать всю глубину интересующего его литературного и драматического материала. Он признавал подлинной жизнью драматургии только ее сценическое воплощение.

При постановке Гоголя в Малом театре профессор С. Н. Дурылин был приглашен прочитать нам, актерам, лекцию о временах Гоголя. Эта беседа сразу перенесла и погрузила нас в жизнь маленького украинского городка, с большими лужами, со стадами гусей, важно разгуливающих по улицам, со старинными торговыми рядами. И казалось, вот-вот мы увидим городничего, с такой ясностью Сергей Николаевич видел все это сам, так живо ощущал дыхание эпохи и с таким мастерством сумел внушить нам это видение. К сожалению, эта беседа была единственной.

Дурылины жили в Болшеве на даче. Дача — зимняя. Вокруг нее небольшой фруктовый сад. Все это было построено, посажено, выращено на голом месте. Я застала это уже в обжитом виде. От станции Болшево Ярославской железной дороги нужно минут десять — пятнадцать идти по прямой линии, потом поворот налево и направо в небольшой тупичок.

Омытый дождями, некрашеный, бурый от времени забор. В калитке звонок. Сначала, стоя у калитки, вы слышали шум отворяемых в доме дверей, торопливые шаги по дорожке и только тогда уже раздавался лай пса. Он стар, этот пес, у него уютная будка, слишком часто приходится вылезать из нее, встречая болшевских гостей, и потому он предпочитает не торопиться: откроют и без него. Но все-таки он считает свои долгом тявкнуть раза два в виде приветствия в сторону гостя, а затем снова спокойно скрывается в будке.

Гостей в Болшеве и впрямь бывало много — и приезжающих из Москвы, и отдыхающих у Дурылиных. Отдыхал там художник М. В. Нестеров, его семья, отдыхала там и Т. Л. Щепкина-Куперник с дочерью М. Н. Ермоловой — М. Н. Зелениной. По нескольку дней живала и я на даче Дурылиных.

Страстные споры и длительные разговоры вели мы с Сергеем Николаевичем об искусстве, но всегда мирно сходились в одном — когда речь заходила о М. Н. Ермоловой. Восхищение Ермоловой, обожание ее было у нас одинаково. Сергей Николаевич всегда жадно слушал и просил рассказывать еще и еще о Марии Николаевне. Мне же это доставляло радость, и я охотно делилась с ним всем, что помнила о ней. Так незаметно и быстро летели два-три дня моего пребывания на болшевской даче, которые я изредка могла урвать из моей тогда такой занятой жизни.

Книга о М. Н. Ермоловой[481] вышла за год или два до смерти Сергея Николаевича. Эта книга была как бы завершением, воплощением мечты всей его жизни. Он все время опасался, что не успеет закончить ее, что больное сердце не выдержит, подведет его. И всем своим друзьям он говорил почти в одних и тех же выражениях: «Только бы успеть, только бы успеть, только бы сердце не подвело!»

Образ Марии Николаевны Ермоловой в его книге ожил во всем великолепии ее гениальной простоты.

Эта огромнейшая работа все же не была его последним трудом. Сергей Николаевич успел еще написать книгу о замечательной украинской артистке М. К. Заньковецкой[482].

И вот настала минута, когда сердце Сергея Николаевича перестало биться. Горькая минута. Опустел его скромный болшевский кабинетик, заполненный до отказа книгами, опустел маленький диванчик, на котором мы обычно сидели в дни моего приезда в Болшево, когда вели страстные споры о театре, об актерах. Часто у нас бывали с ним и расхождения в оценке таланта того или иного мастера сценического искусства. Но в спорах наших рождалась истина: Сергей Николаевич всегда охотно соглашался, если бывал убежден в правоте своего собеседника. Но чаще мы с одинаковым увлечением восхищались истинными талантами артистов Малого и других театров. Тут, на этом диванчике, я в свое время убеждала Сергея Николаевича написать как можно скорее книгу о замечательном артисте Малого театра Н. К. Яковлеве. И книга была им написана[483]. И тут же мы вспоминали Марию Николаевну Ермолову, торопясь и перебивая друг друга в перечислении тех или иных подробностей жизни и творчества этой великой русской женщины и великой русской артистки.

Все осталось в этом кабинетике, как было при жизни Сергея Николаевича. А его мысль — острая, всегда ищущая истину — вечно будет жить в его трудах.

Пусть память о Сергее Николаевиче Дурылине будет светлой, какой была его жизнь.

Яблочкина Александра Александровна[484]

Яблочкина Александра Александровна (1866–1964) — российская и советская театральная актриса, педагог. Народная артистка СССР. Лауреат Сталинской премии I степени. Кавалер трех орденов Ленина. Прослужив два года в Московском театре Корша, с 1888 года до конца жизни — актриса Малого театра, где сыграла одну из своих лучших ролей — Софью («Горе от ума» А. С. Грибоедова). Последний раз выступила на сцене в 1961 году в роли Мисс Кроули в «Ярмарке тщеславия» У. Теккерея. С 1916 года была председателем Всероссийского театрального общества. Автор мемуаров «75 лет в театре». На доме, где почти шестьдесят лет жила Яблочкина (Большая Дмитровка, 4/2), — мемориальная доска. Имя Яблочкиной присвоено Дому актера ВТО, московскому Дому ветеранов сцены. С 1995 года — Дом актера присуждает премию имени Яблочкиной лучшим актерам года. Корреспондент С. Н. Дурылина, частый гость его дома в Болшеве.

<…> Сколько знания, любви, тонкой критики, таланта, доброжелательства вносил он в свои отзывы и характеристики, никогда он не задевал самолюбия актера, а надо сказать, что мы на это очень чутки. <…> Как бы мне хотелось доказать Сергею Николаевичу свою верность и помочь создать книгу памяти об этом достойном энтузиасте искусства и театра, обаятельном, добром, умном, талантливом, сердечном человеке. Самой мне сделать это не по силам, я артистка, а не писательница, но я обращаюсь к вам, историкам, театроведам, его ученикам, с просьбой создать такую книгу, и да будет вечная светлая память в наших сердцах об этом замечательном человеке с большой буквы.

Обухова Надежда Андреевна[485]

Обухова