— Я был прав на ваш счет, — довольно произнес Дермотт. — С нашего первого разговора я сразу понял, что вы умнее большинства в вашем племени диких бабуинов. — Он помолчал, с удовлетворением кивая собственным словам. — Я доволен, — продолжил он. — Вы разумный бабуин. Значит, вы сможете оценить то, что здесь произойдет. Я даже думаю, что последую вашему совету. В конце концов, сегодня особый вечер, в самый раз для волшебных башмачков. — С этими словами он подошел к комоду у дальней стены комнаты и, не отрывая взгляда от Гурни, открыл верхний ящик и бережно достал оттуда пару туфель. Модель напоминала босоножки на небольшом каблуке, с открытым носом; такие его мать носила в церковь. Но эта пара была как будто из стекла, покрытого слоем серебряной краски.

Дермотт задвинул ящик локтем и вернулся к кровати с туфлями в одной руке и револьвером, нацеленным на Гурни, в другой.

— Благодарю вас за ценный вклад, детектив. Если бы вы не упомянули башмачки, я бы о них не вспомнил. Большинство людей в вашем положении не были бы столь любезны. — Издевательский тон этой реплики, как понял Гурни, означал: Дермотт считает, будто настолько владеет ситуацией, что способен любые слова или действия обернуть себе на пользу. Он наклонился к кровати, снял со старухи поношенные вельветовые тапочки и надел серебряные башмачки. Они пришлись впору: у нее были совсем маленькие ножки.

— Баю-баюшки-баю, баю деточку мою, — механически произнесла старушка.

— Баю-баюшки-баю, только чудищ я убью, — пропел он в ответ.

— Моя деточка ляжет ли спать? — спросила старуха голосом ребенка, который наизусть читает любимое место из сказки.

— Змею раздавить и ей голову снять, тогда твоя деточка ляжет спать.

— Моя деточка, где ты бывал?

— Чтоб кур спасти, петуха убивал.

— Моя деточка, за чем ходил?

— За кровью роз, что в саду цветут, чтоб каждый помнил — ждет его суд.

Дермотт выжидающе посмотрел на старуху, как будто ритуальный обмен репликами был еще не завершен. Он наклонился к ней и громким шепотом подсказал:

— Что моя деточка делать станет?

— Что моя деточка делать станет? — повторила старуха таким же шепотом.

— Ворон на погибель станет сзывать, потом твоя деточка ляжет спать.

Она мечтательно провела пальцами по золотистым кудряшкам парика, как будто поправляя прическу. Ее воспаленная улыбка напомнила Гурни болезненную гримасу наркомана.

Дермотт тоже смотрел на нее. Это был неприятный взгляд, не подобающий сыну, кончик его языка гулял между губ как небольшой слизняк. Затем он моргнул и огляделся.

— Кажется, пора начинать, — оживленно произнес он. Он забрался на постель и перелез через ноги старухи к противоположному краю, где снял с сундука игрушечного гуся, затем откинулся на подушки рядом с матерью и посадил гуся на колени. — Почти все готово. — Радостный тон этого предупреждения был бы уместен, если бы говоривший расставлял свечки на именинном торте. Дермотт же с этими словами погрузил пистолет, не спуская палец с курка, в глубокий карман в спине гуся.

Господи, подумал Гурни. Неужели он вот так и застрелил Марка Меллери? Значит, вот откуда остатки гусиного пуха в крови! Неужели за мгновение до смерти Меллери видел перед собой чертову игрушку? Образ был настолько гротескным, что Гурни пришлось поперхнуться нервным смешком. Или это был спазм от страха? Как бы там ни было, а охватившее его чувство было резким и сильным. Он на своем веку повидал изрядно безумцев — садистов, сексуальных маньяков всех мастей, социопатов с ледорубами, даже каннибалов, но никогда прежде ему не приходилось разруливать такой сложносочиненный бред на расстоянии одного неправильного движения от пули в голове.

— Лейтенант Нардо, попрошу вас встать. Ваш выход. — Голос Дермотта был зловещим, ироничным, театральным.

Шепотом настолько тихим, что Гурни поначалу показалось — он ему мерещится, старуха начала бормотать: «Баю-баюшки-баю, баю-баюшки-баю». Звук был больше похож на капли воды, чем на человеческий голос.

Гурни смотрел, как Нардо разжимает сомкнутые руки, потягивается и хрустит пальцами. Он поднялся из лежачего положения с прытью человека в хорошей форме. Его взгляд скользнул со странной пары на кровати к Гурни и назад. Если что-то в происходящем и удивило его, он не подал виду. Из того, как он смотрел на гуся и руку Дермотта, впрочем, было ясно, что он понял, где находится пистолет.

Дермотт принялся гладить гуся свободной рукой.

— Последний вопрос, лейтенант, перед тем как мы начнем, касается ваших намерений. Собираетесь ли вы делать так, как я вам скажу?

— Разумеется.

— Надеюсь, что так и будет. Я дам вам несколько указаний, а вы должны в точности им следовать. Это ясно?

— Ясно.

— Если бы я был более недоверчивым человеком, я бы сейчас усомнился в серьезности ваших намерений. Надеюсь, вы способны оценить ситуацию. Давайте я выложу все свои карты, чтобы избежать непонимания. Я собираюсь вас убить. Этот вопрос не обсуждается. Единственное, что остается под вопросом, — это в какой именно момент я вас убью. Эта часть уравнения полностью зависит от вас. Я понятно излагаю?

— Вы меня убьете. Но я решаю когда, — повторил Нардо скучающим тоном, который, казалось, развеселил Дермотта.

— Все верно, лейтенант. Вы решаете когда. До определенной степени решаете, конечно, — в конечном-то итоге все кончится так, как должно. А до того момента вы можете оставаться в живых, если будете произносить и делать то, что я вам скажу. Это ясно?

— Да.

— Не забывайте, что в любой момент у вас остается выбор немедленно умереть, просто нарушив мои инструкции. Если вы будете им следовать, это продлит драгоценные минуты вашей жизни. Сопротивление их сократит. Что может быть проще?

Нардо уставился на него не мигая.

Гурни слегка отодвинул ноги назад, к ножкам стула, чтобы при удобном случае было легче броситься в сторону кровати. Он понимал, что накал страстей вот-вот приведет к взрыву.

Дермотт прекратил гладить гуся.

— Пожалуйста, поставьте ноги так, как они стояли раньше, — сказал он, не сводя глаз с Нардо. Гурни сделал, как ему велели, восхитившись про себя потрясающим боковым зрением Дермотта. — Если вы еще раз пошевелитесь, я убью вас обоих в ту же минуту. А теперь, лейтенант, — невозмутимо продолжил Дермотт, — слушайте внимательно свое задание. Вы — актер. Пьеса про Джима, его жену и ее сына. Пьеса короткая и простая, с бурной развязкой.

— Мне надо в туалет, — сказала женщина дребезжащим голосом, снова запустив пальцы в кудри парика.

— Все хорошо, дорогая, — сказал он, не глядя на нее. — Все будет хорошо. Все будет так, как должно было быть. — Дермотт слегка поправил положение гуся, как Гурни понял, чтобы получше прицелиться в Нардо. — Все готово?

Если бы яд из взгляда Нардо мог достичь Дермотта, тот был бы уже трижды мертв. Но он сидел, слегка изогнув уголок губ, и было неясно — улыбка это, гримаса или что-то другое.