— О повелительница красавиц, я хуже, чем евнух, я женщина! — ответила я ей, на всякий случай потянув саблю из ножен и в душе огорчаясь, что сабля эта — не чета моей, оставшейся у Ильдерима.

— Ты женщина, о повелитель? Ради Аллаха, если тебе угодно шутить со своей невольницей, шути на здоровье! — развеселилась Азиза. — Женщина, которая стреляет из лука, словно каирские удальцы с больших дорог! Женщина, которая рубится на саблях, как наемник дейлемит! Женщина, сжимающая ногами бока коня так, что конь едва не задыхается!

— Аллах оставил мне один лишь довод, который может убедить тебя, о Азиза, — кротко сказала я. — Пустить ли мне в ход этот последний довод?

— Если будет на то воля Аллаха, попытайся! — все еще смеясь, отвечала Азиза. — И мы возразим тебе так же, как возражали до сих пор! Начинай же!

Я распахнула плащ и предстала перед ней в кольчуге, охватившей меня, словно собственная кожа.

— В этой пещере недостаточно света, и тень придает предметам несвойственные им очертания, — утратив свою веселость, сказала Азиза. — Действительно, ты похож на юную девушку, о Хасан…

Я через голову стянула кольчугу и распахнула на груди свой кафтан. Тут уж возразить было нечего. Она увидела ту самую грудь, как два яблока, о которой только что мне толковала.

Молчание затянулось.

— О распутница! — завопила вдруг Азиза. — О развратница! Как это ты ездишь по дорогам в мужском платье и вводишь людей в заблуждение?! И ты еще призываешь Аллаха, о скверная, О мерзкая!

И долго еще она честила меня на разные лады, но когти в ход пока не пускала, а я ждала, пока этот водопад иссякнет. И хотя я, дочь и сестра царей, не привыкла к таким славословиям, но перечить разъяренной джиннии, которую лишили любимой игрушки, я не осмеливалась.

Наконец красноречие джиннии иссякло.

— За что покарал меня Аллах страстью к этой низкой, к этой презренной? — вздохнула она, и мне показалось, что час избавления близок. Но Азиза пристально на меня уставилась и забормотала, причем слова ее были об одном, а мысли в эту минуту были, как оказалось, о другом:

— Но тем не менее свет исходит от ее чела, и родинка на ее щеке подобна точке мускуса, и ее дыхание сладостно, и ее щеки овальны, и ее зубы как жемчуг, и она стройна, и нет ей равных, когда доходит до спора белых клинков и серых копий…

Мне бы следовало, пока она углублена в свои размышления, отступить в дальний угол пещеры, ибо, как мне показалось, там-то и был расположен вход. Но я не сделала этого, да и куда скроешься от разъяренной и влюбленной джиннии?

— Послушай, о девушка! — обратилась она ко мне совсем уж миролюбиво. — Аллах послал мне отличную мысль, да будет он славен вечно! Знаешь ли ты, что в Облачных горах есть источник, и вода его слаще воды райского источника Каусара, и она имеет чудесное свойство — если ее выпьет женщина, то сразу становится мужчиной, так что источник этот называют источником Мужчин и вода высоко ценится? Знаешь ли ты все это? Так вот, о девушка, мы полетим с тобой к этому источнику немедленно, и ты выпьешь воды, и станешь мужчиной, и кади составит, наконец нашу брачную запись!

В глазах у меня помутилось. Воистину, после всех несчастий и горестей, постигших меня, недоставало только сделаться мужчиной! Возможно, неделю назад это был бы неплохой выход из моего бедственного положения, ибо мужчине все же легче в странствиях, а мне предстояло возвращение к магу, и путешествие с талисманом в Багдад, и охрана жизни Зумруд и ее младенца, сына моего брата, и я охотно отказалась бы ради этих дел от своего женского естества и облика. Но неделю назад случилось нечто, заставившее меня понять, как сладко, должно быть, быть женщиной, и я пожелала сохранить себя, хотя встреча с тем дерзким купцом и казалась мне совершенно невозможной. Но поскольку между нами осталось несогласие, я должна была с ним встретиться еще раз, чтобы последнее слово все-таки осталось за мной. И я верила, что Аллах пошлет мне эту встречу, ибо раз Аллах создал царей и царских дочерей, он должен позаботиться и о том, чтобы их достоинство ни в коем случае не страдало!

— Я не полечу с тобой к источнику Мужчин, о Азиза, — как можно спокойнее сказала я. — И у тебя нет власти мне приказывать. Ты до сих пор не спросила меня, о Азиза, какого я рода и каково мое звание и достоинство среди людей. А я — дочь царя Нур-ад-Дина, о Азиза, и сестра царя Джаншаха, и у меня есть слуги и подданные! И мое звание выше твоего звания!

— Но как же звать тебя, о царевна? — осведомилась Азиза. — И каковы твои обстоятельства, раз уж ты странствуешь в мужском наряде и сражаешься с воинами?

— Мое имя Бади-аль-Джемаль, — гордо сообщила я. — И обстоятельства мои трудны, но переменчивы. И ты можешь узнать обо мне у всех магов и звездочетов, потому что судьбы нашего рода записаны в их гадательных книгах. И я не думаю, чтобы там было записано, будто я должна жениться на джиннии!

— Ты все больше нравишься мне, о Бади-аль-Джемаль! — сообщила Азиза. — Что ты скажешь о том, чтобы из царевны стать царевичем, уничтожить всех своих соперников и взойти на престол своего царства, о Бади-аль-Джемаль?

И тут стало ясно, что от своей затеи она не отступится.

— О Аллах! — воскликнула я. — За какие грехи послал ты мне это бедствие из бедствий, эту джиннию Азизу?!

И еще долго взывала я к Аллаху, но ответа не дождалась.

Азиза слушала мои гневные слова и решения своего не меняла. Наоборот — видя мою ярость, эта дочь греха заранее радовалась тому, какие бурные страсти я способна испытывать.

— О Бади-аль-Джемаль! — обратилась она ко мне, когда я совсем охрипла. — Успокой свое сердце и прохлади свои глаза! Начертал калам — как судил Аллах! Если тебе суждено стать мужчиной и написать со мной брачный договор, это неизбежно. Сегодня же ночью мы полетим к источнику Мужчин, ты выпьешь чашу воды, а потом останется только найти кади, чтобы он поженил нас.

— Не полечу я ни к какому источнику, о Азиза, — твердо сказала я. — А если ты возьмешь меня насильно и понесешь, я буду во время полета призывать имя Аллаха великого милосердного, и он услышит меня, и пошлет ангела, и ангел метнет огненную стрелу, и ты сгоришь