litbaza книги онлайнСовременная прозаРусачки - Франсуа Каванна

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Перейти на страницу:

Обмен мнениями дается не без труда. Понадобился им переводчик. Предлагаю себя. Меня берут. Сразу имею право на охапку соломы в крытом углу дворика этой школы, где лежат не слишком умирающие больные французы, почти все с поносом.

Продолжается так дня три-четыре, справляюсь с трудом, эти парни, наверно, считают, что опозорятся, если унизятся до того, чтобы говорить помедленнее или хоть повторить, если ты не понял. Но потом явилось двое русских французов, дети белоэмигрантов, и я со всеми распрощался.

* * *

Шверинские ночи. Пулеметные очереди и раскаты смеха: русские патрульные играют в прятки за платанами, прямо под школьными окнами. Нажратые в доску. Время от времени слышится вопль, ругань. Кто-то подкошен автоматной очередью. Вокруг аплодируют: «Ур-ра!»

Всю ночь поносники шастают по сортирам. Я лежу почти на проходе, они спотыкаются об мои оглобли, меня это будит, и снова я окунаюсь в действительность. А действительность такова: Мария исчезла. И сразу — кишки клещами. Мне страшно… И вот как-то ночью понос одолел и меня. Зверски больной выхожу я грузиться на отправку.

Француз, командующий отправкой, делает перекличку со списком в руке. По какой-то непонятной причине это не нравится русскому часовому, пьяному русачку, и тот начинает цепляться и, в конце концов, приставляет ему автомат к пузу, тут уж совсем плохи дела. Возникает офицер, тоже русачок, толстяк, погоны сияют пурпуром, где-то на полпути между мантией кардинала и фруктовым мороженым, сапоги изящны, как перчатки маркизы. Офицер хмурит бровь, а она у него черна, и произносит только: «Становись на колени, свинья!» Солдат падает на колени. «Sdavai avtomat!» Солдат отдает ему свой автомат. «Свинья! Ты позоришь Красную Армию перед этими свиньями, сраными иностранцами. Ты не достоин автомата. Я конфискую его у тебя. Разберемся потом». Солдат плачет. Умоляет: «Niet! Tol'ko ne snimai avtomat!», — пытается вырвать его у него, заключает колени офицера в свои объятия и без конца повторяет: «Нет! Только не автомат!» Офицер стоит как истукан. Однако, поди знай, по какому-то едва заметному расслаблению мышц солдат почувствовал, что офицер мягчает. Он поднимается, все еще плача и умоляя. Целует левый погон офицера, подобострастно, многократно. Офицер совсем смягчился. Грубо отвешивает ему «avtomat» в руки. «Держи! А теперь вон отсюда!» Парень, от счастья весь содрогается от рыданий, прижимает свой «avtomat» к сердцу, покрывает его поцелуями и удаляется. Французы таращат глаза. Живописная сценка в альбом воспоминаний.

* * *

Вереница грузовиков колышет бедрами, пробираясь между воронками от снарядов. Эти козлы прут как чокнутые, пускаются наперегонки, стукаются бамперами под громкие возгласы смеха. Пьяны, — ну, это само собой! А мы, в открытом кузове, — набились так плотно, что те, что с краю, цепляются за других, чтобы не опрокинуться за борт, — жуем белую пыль. Тот грузовик, что следует за нами, неожиданно сворачивает влево, по грунтовой, напрямик через поле. Небось так короче[42].

Странные солдаты, одетые в кургузые курточки и узкие брюки, обтягивающие их толстые ягодицы, — у всех у них толстые ягодицы, даже у худых, и вогнутые поясницы тоже, — смотрят, как мы проезжаем. У меня, погруженного в свои горькие мысли, замедленная реакция, но мужики вокруг меня восклицают: «Америкашки!», — размашисто приветствуют, подпрыгивают и кричат: «Ур-ра!». Кургузые курточки с толстыми задницами делают вялый жест и отвечают: «Хел-лоу!», — продолжая жевать резинку. Они и в самом деле резинку жуют.

Так, значит, — приехали. Пересекли линию фронта. Не было никаких формальностей, даже не остановились.

И прямо сразу, что же мы видим? Справа, слева, теснясь по огромной долине до самого горизонта, — машины темно-зеленого цвета. Разного рода. «Кубели»{126} с откидным верхом и углами, вычерченными по линейке, офицерские «мерседесы», грузовички, угнанные из Франции «ситроэны», бронемашины, бронетранспортеры и полу-бронетранспортеры, какие-то штучки на гусеницах, грузовики, грузовики, грузовики, мотоциклы, мотоциклы, мотоциклы… И все это с номерными знаками SS! За исключением, — то там, то сям, — одного или двух WH: Wehrmacht. На километры и километры! Засранцы! Ебаные! Так вот оно что! В то время как бедных мудозвонов из фольксштурма шинковали, чтобы притормозить русачков, в то время как нас, всех остальных, сраную шваль, заставляли копать траншеи перед линией фронта, а потом топать «на Запад», с револьвером в спину, в то же самое время эти полководцы — элита элит, цвет расы, гордость Германии, все они шпарили полным ходом к снисходительной Америке, к ее молочному шоколаду, к ее сигаретам, к ее жевательной резинке… Великая сраная опера, их экзальтированная Тетралогия{127}, — все туфта. «Сумерки Богов» — херня. Пусто в штанах. Или нет, не пусто, а полным-полно поноса, зеленого мандража. Сверхчеловеки в победе — коровьи лепешки в поражении. Для америкашек военнопленный — это военнопленный. Для русских эсэсовец — это эсэсовец. Потому что русские имели их на своей шее целых три года, этих эсэсовцев. Американцы — нет.

На всю свою жизнь запомни, Франсуа, эти поля эсэсовских тачек в американской зоне! Тысячи тысяч номерных знаков SS, сразу за линией фронта… Если когда-нибудь какой-то воинствующий вояка какого угодно цвета заговорит при тебе о «величайшем жертвоприношении», о том, чтобы «пролить всю кровь, и до последней капли, но не сдаваться», о «славе павшего воина» — прокрути сразу все это в твоей маленькой киношке: океан землисто-зеленого цвета красивых машин SS, отполированных, ровными рядами, покуда хватает глаз, покуда хватает глаз.

* * *

С чего они начинают, эти америкашки? Нас ограждают колючей проволокой! Часовые, выход воспрещен. «Во избежание инцидентов!» Якобы мы способны провоцировать мирное немецкое население. А мирное немецкое население ходит гоголем, празднично разодетое, по другую сторону колючей проволоки, с правильной стороны. Девушки цепляются за руку американского офицера, — все гордые из себя. Дурнушки довольствуются простой солдатней. Я не против — лучше уж видеть такое, чем очередь на изнасилование, но непонятно, зачем же меня запирать. Если они невиновны, кто же тогда я, спрашивается?

Кто шибко ругается, так это уцелевшие женщины в полосатых пижамах. Их привезли из Нойбранденбурга, но также и из другого лагеря, какой-то дыры под названием Равенсбрюк. Они держатся группами, между собой, не смешиваются с остальными. У некоторых голова обрита. У мужчин тоже, но это не так поражает, конечно.

Время от времени — переполох: кто-то заметил эсэсовца или бывшего капо, пытающегося просочиться. «Политические» хотят расправиться с ними прямо на месте, по-тихому, а то эти здоровые мудозвоны, американцы, будут их еще лелеять, прочитают им назидание и отправят в Америку, в четырехзвездочные лагеря, а это-то «политическим» вовсе не по нутру.

1 ... 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?