В то же время он возвратил из Сибири толпу тех несчастных, которыми в продолжение стольких лет старались населить ее пустыни, и его двор представлял то редкое зрелище, которого, может быть, потомство никогда не увидит.

Там показался Бирон, бывший некогда служитель герцогини курляндской, приехавший с нею в Россию, когда призвали ее на царство, и, как любимец государыни, достигший до ее самовластия; но, восходя столь скромным путем, он управлял железным скипетром и в девять лет своего правления умертвил одиннадцать тысяч человек.

Сие ужасное владычество было в самую блистательную эпоху, ибо все государственные части, чины и должности находились тогда в руках знаменитых иноземцев, которых Петр I избирал во время своих путешествий. Долговременные занятия возвели их на главные места во всех заведениях, и Бирон, такой же иноземец, удерживая их честолюбие под игом строгости, подчинил их власти всю российскую нацию. Насильственно сделавшись обладателем Курляндии, где дворянство за несколько пред сим лет не хотело принять его в свое сословие, он вознамерился сделаться правителем Российской Империи с неограниченною властию. Его возлюбленная, избрав при смерти своим наследником ребенка нескольких недель, говорила ему со слезами: «Бирон, ты пропадешь!» — и не имела духа отказать ему. На сей раз все было предусмотрено. Он незадолго перед сим тирански погубил всех тех ссыльных, которые были для него опасны, дабы, приняв бразды правления, безбедно явить себя милосердным. В жертву народной ненависти приказал он казнить одного из своих приверженцев, заткнув ему рот и обвинив его во всех мерзостях, учиненных в сие царствование. Он хотел присвоить себе корону, но погиб при первом заговоре. Три недели верховной власти стоили ему двадцатилетней ссылки. Он возвратился оттуда под старость лет, не потеряв ни прежней красоты, ни силы, ни черт лица, которые были грубы и суровы. В летние ночи уединенно прогуливался он по улицам города, где он царствовал и где все, что ни встречалось, вопило к нему за кровь брата или друга. Он мечтал еще возвратиться обладателем в свое отечество, и когда Петр III свержен был с престола, Бирон говорил, что снисходительность была важнейшею ошибкою сего государя и что русскими должно повелевать не иначе, как кнутом или топором.

Тут явился низложивший Бирона фельдмаршал Миних, дворянин графства Ольденбургского, бывший поручик инфантерии в армиях Евгения и Мареборуго[107], и, обоими уважаемый, он сделался простым инженером, когда на досуге зимних квартир попалось ему (несколько) разбитых, изорванных листов негодной французской геометрии; превзошед дарованиями всех отличных людей, с которыми Петр Великий привлек его на свою сторону, он прославился в России проведением канала, соединяющего Петербург с древнею столицею, и известен в Европе победами, одержимыми им над поляками, татарами и турками.

По взятии города Данцига, откуда осажденный им король Станислав успел убежать, Бирон-правитель, упрекая его в сей оплошности, приказал судить его тайным государственным судом.

Миних, оправданный, не забыл сего зла и через 8 лет, когда родители Иоанна предложили ему вступить в заговор против регента Бирона, в ответ взял у них стражу, вошел во дворец и приказал его связать. Звание сие возложил он на мать императора и под именем ее управлял несколько времени империею; но, будучи ненавидим сею высокомерною женщиною, он удалился со славою и жил в уединении и с достоинством. Сие, однако ж, не избавило его от ареста и суда вместе с прежнею министериею, когда получила престол Елисавета; спокойно вошел он на эшафот, где надлежало рубить его на части, и с тем же лицом получил себе прощение. Сосланный в Сибирь и хранимый пред глазами в уединенном домике посреди болота, его угрозы, а иногда одно имя заставляло еще трепетать правителей соседних сторон, и искусство, которому он был обязан первым своим возвышением, сделалось утехою долговременного его уединения. На 82-м году возвратился он из ссылки с редкою в таковых летах бодростию, не зная, что у него был сын, и тридцать три человека его потомства выступили к нему навстречу с распростертыми объятиями; при таком свидании тот, которого не трогали тление, перевороты счастия, к удивлению своему, плакал.

С того времени как Миних связал Бирона, оспаривая у него верховную власть, в первый раз увиделись они в веселой и шумной толпе, окружавшей Петра III, и государь, созвав их, убеждал выпить вместе. Он приказал принести три стакана, и, между тем как он держал свой, ему сказали нечто на ухо; он выслушал, выпил и тотчас побежал куда следовало. Долговременные враги остались один против другого со стаканами в руках, не говоря ни слова, устремив глаза в ту сторону, куда скрылся император, и думая, что он о них забыл, пристально смотрели друг на друга, измеряли себя глазами и, отдав обратно полные стаканы, обратились друг к другу спиною.

Недалеко от них стоял Лесток, низложивший правительницу и возведший на престол Елисавету. Лесток, уроженец ганноверский, обучаясь хирургии в Париже, попал в Бастилию, потом приехал в Россию искать своего счастия и скоро очутился в Сибири. По возвращении из первой ссылки он сделался хирургом великой княгини Елисаветы, которой, представив права ее на трон, в продолжение года ревностно трудился в заговоре, привлек один на свою сторону Швецию и Францию, и, видя его открытым, между тем как Елисавета в столь очевидной опасности не находила другого средства, как отказаться от всех своих предприятий, он нарисовал великую княгиню на карте с обритою головою и себя на колесе, а на другой стороне — ее на престоле, а себя у подножия, украшенного лентою, и, показывая ей ту и другую сторону, сказал: «Сего же вечера одно, или завтра другое». В ту же самую ночь он повел ее во дворец с сотнею старых солдат, которые служили Петру I, ее родителю. Они достигли первой караульни, где ударили тревогу, но Лесток или великая княгиня порвала ножом кожу на барабане — присутствие духа, за честь которого они всегда спорили. Стража, охранявшая комнату бывшего в колыбели императора, остановила Елисавету и приставила к груди штык. Лесток вскричал: «Несчастный, что ты делаешь? Проси помилования у своей императрицы!» — и часовой повергся к ногам. Таким образом возведя на престол великую княгиню, руководимый беспокойным своим гением и затевая всегда новые связи с иностранными державами, он скоро погиб от министров. По возвращении его, когда заговор императрицы Екатерины увенчался успехом, он неутешно сокрушался о том, что в его время была революция без его участия, и со злобною радостью замечал ошибки неопытных заговорщиков.

Таким образом, всякий день являлись