– И возвращение шевалье – тоже ваших рук дело, – поняла Офелия. – Вы были на Полюсе в момент его ареста. Вы вытащили его из Хельхайма и завербовали.

– До крайности интересный мальчуган! Его семейное свойство претерпело весьма необычную форму девиации еще до его Увечья. Я из чистого любопытства навестил его в Хельхайме. Как вы уже поняли, узнав меня поближе, решительно всё вызывает у меня extremely любопытство. – Глаза Лазаруса блеснули за розовыми стеклами. – Мы с ним долго беседовали. Старый бесправный с новым бесправным. Уж не обижайтесь, но я хотел разузнать побольше о вас. Мы тогда только что выяснили, что вы связаны с Другим, а этот мальчик был поразительно хорошо осведомлен о вас. Я решил, что ему самое место в нашем Центре.

«Пункт первый», – подумала Офелия.

– И Блэз, – вслух добавила она. – Однажды он рассказал мне, что вы были его учителем. Что считали его интересным – и его тоже. Это вы сделали так, чтобы он попал в альтернативную программу?

Лазарус кивнул с едва ли не меньшим жаром.

– Я всегда полагал и полагаю до сих пор, что существует связь между невезением и отголосками, но его пребывание в Центре ничего не выявило. Меня совсем не удивило, что вы тоже с ним сблизились! Я уже говорил вам и продолжаю утверждать: у всех нас, инверсивных, единое предназначение.

«Пункт второй».

– И Элизабет, – продолжила Офелия. – Предложение должности в Центре, согласия на которое у нее потребовали Генеалогисты, тоже исходило от вас.

Лазарус снова закивал и от избытка воодушевления чуть не опрокинулся вместе со стулом назад.

– Я присутствовал на вручении ей премии за совершенство и подумал, насколько ее таланты были бы ценны для нас. Хоть я и служу Леди Дийё, она не открыла мне тайну своего кода. Если бы miss Элизабет не подчинялась так безоглядно Генеалогистам, она могла бы послужить нашему делу… как это сделали вы сами.

Казалось, он счастлив, искренне счастлив, что может говорить без обиняков и отвечать на вопросы. А еще ему не терпелось добраться до темы, с которой Офелия нарочно тянула. Торн со своей стороны не отводил глаз от часов, словно считал каждое движение стрелки. Офелия удивлялась его молчаливости: уж он-то привык вести допросы, – но, подобно ему, молча продолжала подсчет накопившихся долгов.

«Пункт третий».

– А Амбруаз?

– What – Амбруаз? – удивился Лазарус.

– Мы нашли его погребальную урну.

Лазарус распрямил скрещенные ноги и уперся обеими белыми туфлями в пол. Его лицо не выражало никакого огорчения, только жгучую грусть.

– Понимаю. В таком случае нет никакого смысла скрывать от вас, кто он в действительности. Но заранее прошу вас об одном одолжении: не заговаривайте с ним о том, что я сейчас вам расскажу. Он такой ранимый!

Ни Офелия, ни Торн не стали давать никаких обещаний. Они стояли молча в напряженном ожидании.

Лазарус бросил взгляд на входную дверь, заблокированную стулом.

– Амбруаз – воплощенный отголосок. Если точнее, он отголосок одного моего старого друга. Друга, который вместе со мной основал альтернативную программу. Друга, который душой и телом был предан проекту «Корнукопианизм». Это его погребальную урну вы нашли.

– Воплощенный отголосок, – повторила Офелия сдавленным голосом. – Как те негодные вещи из вашего Рога изобилия?

Лазарус со смехом поднес руку к животу, как будто получил удар под дых.

– Так уж сразу и негодные! А мы бы сказали «подлежащие улучшению». Амбруаз открыл дорогу головокружительным возможностям, вы даже не представляете, как их можно использовать.

Офелия так прикусила язык, что стало больно. От этого разговора у нее внутри всё переворачивалось.

– У него тоже есть код?

– Да, есть. На спине, чтобы никто не мог ни увидеть его, ни коснуться. Этот код просто бледное подобие кода, придуманного Евлалией Дийё, но он позволяет Амбруазу закрепиться в его материальной форме. Умоляю, никогда не упоминайте об этом при нем! – настойчиво повторил Лазарус. – Вдобавок код не дает ему осознать собственную природу и продолжительность жизни. Мне и так приходится нелегко, когда он начинает задавать вопросы о своей матери, которой никогда не знал – по понятной причине.

«Пункт четвертый».

– А что стало с настоящим Амбруазом, вашим другом? Он умер?

Улыбка расцвела на потемневшем от солнца и грязи лице Лазаруса.

– О нет, my dear, я убежден, что он по-прежнему вполне живой.

Ответ был несколько странным, но Лазарус застал Офелию врасплох, указав на правую сторону своей собственной груди, где билось его инверсивное сердце. Выражение лица у него сделалось таким страстным, что она почти испугалась объяснения в любви.

– Я уже говорил вам о моем situs transversus. Симметрия моего организма прямо обратна нормальной, из-за чего я тоже очень давно, еще до того, как меня приблизила Леди Дийё, и даже до того, как я присоединился к «Дружной Семье», прошел обследование в Центре. Я был всего лишь ребенком. В то время у этого заведения было единственное назначение – исправлять девиации, и мне это представлялось ужасно досадным! Я не желал, чтобы меня «исправляли», совсем наоборот. Как я уже сказал, моя инверсия делала меня восприимчивым к другим инверсивным, подобным вам; она подсказывала мне интуитивные ходы. Она же сделала меня восприимчивым к отголоскам, а в Центре их пруд пруди! Я absolutely уверен, что вы их тоже почувствовали, эти отголоски из прошлого. Недаром же вы чтица.

Офелия вынуждена была признать, что за время пребывания в Центре у нее не раз бывали видения, в которые она полностью погружалась. Возможно, тогда ее руки и были разлажены, зато всё тело превращалось в камертон.

– Как раз отголоски в Центре и рассказали мне всю историю, – продолжил Лазарус всё более торжественным, дрожащим от волнения голосом. – Историю Евлалии Дийё, рождения Другого и проекта, который я решил начать заново вместе с моим другом Амбруазом, когда мы встали во главе Центра. Предстояло столько сделать, чтобы избавить наш мир от остатков прошлой грязи… Ах, минуло уже сорок лет! – вздохнул на своем стуле Лазарус, а его очки затуманились от умиления. – Я не становлюсь моложе.

Офелию охватило такое отвращение, что по коже пошли мурашки. Сорок лет. Приблизительно в то время коллекции оружия и документов военного времени были вычищены из всех хранилищ на Вавилоне, как и на Аниме. Может, Лазарус и не говорил Евлалии Дийё о своем намерении воссоздать Рог изобилия, но тем не менее он повлиял на ее политику усиления цензуры на всех ковчегах. Он манипулировал прошлым, чтобы помешать человечеству узнать правду о нем.

О да, этот старый человек в розовых очках и со смешными ухватками был опасен. Это из-за него музей Офелии изувечили, как и ее саму, когда лишили части семейных свойств.

«Пункт пятый».