Итак, из пакетика желе, внутренностей двух детекторов дыма, измельченной колоды карт и охладителя, извлеченного из автомобильного кондиционера, мы сотворили липкую взрывчатую смесь нежно-зеленого цвета. Ее мы налили в форму из фольги, придали ей вид жевательной кости и засунули в холодильник. Нам хотелось сделать бомбу похожей на безобидный предмет, который может лежать в кармане хозяина собаки, не вызывая подозрений. На тот случай, если нас схватят и обыщут.

Я сел за кухонный стол и стал вставлять патроны в купленную мной запасную обойму для пистолета.

— Вот что я думаю, — сказал Джон. — На заводе должна быть система связи. Проберемся в комнату, в которой стоит микрофон, и врубим песню помощнее: например, «November Rain» на автоповторе. И, пока все они затыкают уши и молят о прощении, мы находим эту сволочь Коррока и запихиваем бомбу прямо ему в задницу. А если окажется, что он — огромный пес, заставим его сожрать взрывчатку.

Я кивнул и встал. Настоящий план, невысказанный, спрятанный между слов Джона, заключался в том, что мы умрем — но так, что наша смерть станет самым загадочным и бредовым эпизодом в истории народа Коррока. Мы станем их Гаем Фоксом. В нашу честь устроят праздник. Если уж нам суждено попасть в брюхо Коррока, то пусть он нами подавится.

Мы — это я и Джон. Не Эми.

Я вздохнул, надел пальто и опустил в карман пистолет и запасную обойму. Джон накинул армейскую куртку, наклонился, вытащил из рюкзака цепную пилу и прицепил к ней амортизирующий трос, чтобы ее можно было нести на плече. Затем он поднял самодельный огнемет, ни на секунду не усомнившись в том, что это за штука и зачем она нужна. Джон щелкнул зажигалкой, и из дула вылетел тонкий язычок пламени. Одобрительно кивнув, мой друг задул пламя, поднял с пола боевой топор и протянул его Эми. Она сумела удержать его ровно две секунды, после чего топор, звякнув, упал на пол. Эми отпустила рукоять, достала из куртки гигиеническую помаду и смазала губы.

Когда мы садились в машину, Джон напомнил мне про кость-бомбу. Я сбегал домой, вытащил бомбу из фольги и вышел, держа ее в руках!

Наверное, мне следовало бы знать, что произойдет дальше. Молли — наполовину побритая, наполовину лохматая — подбежала ко мне и выхватила «кость».

По просьбе Джона я опущу следующую сцену, в которой мы очень долго гонялись за собакой, пока он наконец не повалил псину на землю. Мы разжали Молли пасть, но никаких следов кости не обнаружили.

Я с отвращением пошел прочь, но тут Джон, извалянный в снегу и все еще прижимавший Молли к земле, воскликнул:

— Смотри!

В руке он держал лапу собаки. Сначала я не заметил ничего особенного, но потом понял, что на лапе нет символа, похожего на «пи», который был у взорвавшейся Молли. Собака облизала нос и чихнула, затем вскочила и убежала.

— Что это, по-твоему, означает? — спросил я.

— Не знаю, черт побери. Но бомбу нужно вернуть. Бери пилу и режь собаку.

Эми стала возражать против этого плана и придумала еще более отвратительный: извлечь кость из противоположного конца Молли. Девушка зашла в дом, вытащила из холодильника два замороженных буррито и разогрела их в микроволновке.

Мы скормили оба буррито Молли, но незамедлительных результатов не получили.

— Ладно, едем, — сказал Джон. — Мы опаздываем к неминуемой гибели.

Белая мгла. В атмосфере больше снега, чем воздуха. По городу мы ехали со скорость пятнадцать миль в час; все магазины и заведения закрылись из-за снегопада. «Вот он, настоящий буран, — подумал я. — Никогда раньше такого не видел». Примерно на полпути Джон посмотрел в зеркало заднего вида и прищурился.

— Что за черт?

По замерзшему заднему стеклу ползли красные и синие огни. Мы переглянулись и поняли, что можем либо остановиться, либо ехать дальше, устроив самую медленную погоню со времен Джея Симпсона. Я свернул на обочину, заехав в сугроб. К дверце водителя подошла синяя огромная фигура. Я опустил стекло, и снежинки обожгли мне щеку. В салон заглянуло чье-то лицо: увидев, кто это, я занервничал и потянулся за пистолетом.

Черт.

Это был Дрейк. Но это был не Дрейк. В нескольких дюймах от меня застыло его лицо, не выражающее абсолютно никаких эмоций. Лицо набальзамированного трупа. Черные глаза — ни белков, ни зрачков. Я моргнул, и глаза снова стали человеческими, но безжизненными, словно у куклы.

«ВЫЛЕЗАЙ», — сказали губы Дрейка. Он бросил в меня это слово, словно нанес удар. Его дыхание пахло чем-то химически сладким, как у ребенка, который выпил слишком много фруктового напитка. Дрейк распахнул дверцу, схватил меня за куртку и потащил наружу. Он вцепился в мои плечи, развернул меня, толкнул к машине. Я услышал, как открылась вторая дверь. Джон вышел, посмотрел на своего дядю и пришел к тому же выводу, что и я: Дрейка больше не было.

Вытащив из-за пояса дубинку, огромный полицейский хлопнул ею по ладони.

— ТАК, — рявкнул он. Человеческое слово этот звук напоминал лишь отчасти. — Так. Большой умник. Большой парень. Куклы, медуза, ночь оживает и гуляет по Малхолланд-драйв.

Дрейк ударил дубинкой по ладони и раздвинул пухлые губы в ухмылке, показав акульи зубы. Мне хотелось выхватить пистолет, но я понимал, что удар дубинки за полсекунды переломает все кости моего запястья. Не знаю, готовился ли я действовать или замер на месте от страха. В любую секунду эта тварь Дрейк могла положить конец нашему маленькому приключению еще до того, как оно началось. Я надеялся, что у Джона есть план, но, взглянув на него, понял, что мой друг рассчитывает на меня. Я увидел, что Дрейк не один: из полицейской машины вылезал мускулистый чернокожий полицейский. Он улыбался, словно человек, который только что спятил.

Дрейк подошел к радиатору моего автомобиля.

— МАЛХОЛЛАНД-ДРАЙВ! СИНИЙ ЯЩИК! СИНИЙ КЛЮЧ! СИНИЙ ГЛАЗ! — крикнул он.

Дрейк взмахнул дубинкой, и одна из фар взорвалась. Он снова улыбнулся, присел, подпрыгнул вверх на шесть футов и с грохотом приземлился на капот машины. От удара «бронко» закачался на рессорах. Эми подскочила на заднем сиденье и стала смотреть то на меня, то на Джона. Молли залаяла, но помочь нам не пыталась.

Дрейк посмотрел на меня сверху вниз, сунул дубинку в карман, расстегнул молнию на брюках и начал мочиться на ветровое стекло. Моча окрасила желтым снег, набившийся под «дворники».

— ХА! УМНИК, В ПЕРЕУЛКЕ ТЕБЯ ПОДЖИДАЕТ КОРРОК!

Напарник Дрейка стал раздеваться и бросать вещи на дорогу, что-то бормоча себе под нос. Наконец он стянул с себя трусы и, положив руки на бедра и обратив лицо в заснеженное небо, завопил что-то вроде «Трубобифштекс!»

Дрейк застегнул штаны, поднял ногу и стащил с нее ботинок. Затем снял носок и вытянул ногу в мою сторону.

Он долго стоял с поднятой ногой — словно футболист, бьющий по мячу на фотографии. Оглянувшись, я увидел, что второй коп подносит к промежности пригоршни снега.