— Рыженькая, скажи честно, чего ты боишься больше всего? Насколько я понял, никто из женихов не вызывает у тебя неприязни. Ну, кроме огневика.

— Как это чего? — Степка подскочила на постели, — да не нужны мне семь мужиков в мужьях!

— Откуда такая уверенность, можете тебе даже понравится? — Митя попытался сказать это беспечным тоном, но она заметила, как исказилось у него лицо.

— Шутишь, да? А ты смог бы делить меня с другим, вот скажи?

— Не знаю, Панни, — он вздохнул, прикрыв глаза, — сначала надо разобраться правда ли это, а уж потом… Но я согласен, все это слишком дико!

— Панни, а зачем ты напоила меня водой? Разве по мне и так не видно было, что я безумно влюблен? — спросил Митя после паузы, во время которой они задумались каждый о своем.

— Я не для тебя воду несла, так получилось… — и Степка рассказала ему свой сон и совет богини Лели.

— Слушай, так это самый простой способ узнать все! А я себе голову сломал, как найти столь древнюю информацию… — Митя тоже сел посреди постели.

— Ну да, не загуглить же… Но знаешь, есть еще кое-что, из-за чего я не верю Николаю…

— Из-за того, как он поступил с тобой в прошлом?

— Честно, нет… Не подумай, это не ревность. Сейчас мне вообще странно, как я жила с ним столько лет, ведь и любви-то не было… Нет… Я не о том. Ты заметил, что Матильда называла его Мечиславом?

— Заметил, решил, что они знакомы.

— Знакомы. Он был ее женихом.

— Да? — Митя удивленно поднял брови, — хотя… из того, что он рассказал, разве это самое странное? Нас с тобой тогда еще на свете не было.

— Митя, послушай. Матильда должна была стать Слагалицей, а не моя бабка.

— А вот это интересно… Почему же не стала?

И Степанида рассказала Мите все. Про то, о чем поведала Евдотья, историю Матильды и все, о чем рассказывала Лукерья.

— Не знаю, что думать, — призадумался водяник, — помнишь, он сказал, что после смерти второй жены умом тронулся. Может это как раз на тот момент припало?

— Может… Но согласись, после этого верить ему сложно.

— Согласен, Рыженькая. Надо его напоить водой. Но не советую делать это в одиночестве.

— Поможешь?

— Спрашиваешь! Конечно! Но… — у него снова изменилось лицо, — когда надумаешь поить остальных, думаю, тебе моя помощь не потребуется!

Степанида подскочила, как ужаленная.

— Что? Да я и не собираюсь никого поить больше! Я и тебя не планировала…

— А может, стоит? — мужчина смотрел в сторону, избегая ее взгляда.

— Митя, посмотри на меня!

Водяник нехотя поглядел ей в глаза.

— Я ведь понимаю, как тебе тяжело! Да я сама, знаешь, какая ревнивая???

— Какая? — кисло улыбнулся.

— Ой, лучше тебе не знать! Но…

— Что, «но»?

— Во всей этой дурной ситуации я не знаю на что имею право. О какой ревности можно говорить, когда саму меня тянет к нескольким мужикам? — у Степке по щеке побежала одинокая слезинка, она зло смахнула ее, — я бы очень хотела остаться здесь с тобой навсегда и не видеть больше никого из них!

— Иди ко мне, — Митя сгреб ее в охапку, умостил у себя на груди, ласково погладил по голове и сказал, — я бы тоже хотел этого больше всего на свете. Но если хоть капля истины есть в словах Николая, это было бы беспечно!

— Почему?

— Если ты последняя Слагалица, отказавшись от обряда, рискуешь прогневать богов. Мне еще дед говорил, что самое страшное, что может произойти — возвращение богов.

— Почему?

— Даже моих скудных познаний истории хватает, что помнить, что было, когда они правили миром.

— А что было?

— Да они редко ладили между собой! Их же очень много было. И они постоянно ссорились, воевали, силой мерились. А людям все шишки.

— Хм…

— Угу. Поэтому, когда они все решили уйти на покой, народ, наконец, вздохнул спокойно.

— А как они «ушли на покой»?

— Дед говорил, что это своего род сон. И они поднимутся, если в них возникнет необходимость, чего нельзя допустить. Поэтому учил меня править мудро, дабы никто не пожаловался, не пошел жертвы носить Перуну, жалуясь на меня и требуя возмездия.

— А кто может на тебя пожаловаться?

— Да много кто. Есть еще люди, молящиеся богам. Ведьмы могут, магические существа…

— А что ты можешь такого сделать, чтоб они начали жаловаться?

— Например, слететь с катушек от осознания собственно силы и насылать наводнения, гробить урожай, измываться…

— А-а-а… хм…

— Что?

— А если я откажусь от того обряда, боги типа обидятся и придут меня наказать?

— А кто их знает, но риск есть. Они и заставить могут.

— Тогда, если весь этот бред правда, мы все будем вынуждены покориться? Не только я.

— Да, нам тоже ничего не останется, кроме как смириться с присутствием друг друга.

— Митя, но это же кошмар.

— Угу…

— Поубиваете друг друга. Да и меня за одно.

— Ну тебе-то точно ничего не грозит. Тебя никто и пальцем не тронет. Не видишь разве отношение? Дыхнуть бояться.

— Ой ли. Гор особенно! — фыркнула.

— Он тоже. Борется сам с собой, нас бы на части порвал, а на тебя молится, — Митя нахмурился вдруг, с кровати вскочил.

— Ты чего?

— Вернуться надо! — сказал обеспокоенно, — Никита на границе моих владений, тебя зовет.

«Беда на беде, бедою погоняет»

Взамен испорченной одежды Митя выдал Степке свой очередной спортивный костюм и кроссовки.

— Если и дальше так пойдет, у тебя скоро одежды не останется! — бурчала Степка. одеваясь.

— Не волнуйся, мне приятно! — Митя мимоходом чмокнул ее в макушку.

— Что там могло стрястись? Надеюсь с домиком моим все хорошо?

— Ты бы почувствовала, здесь другое.

Через несколько минут они уже стояли у речки, невдалеке от Степкиного дома. Никита обеспокоенно метался по берегу, увидев Слагалицу и водяника, поспешил на встречу, никак не прокомментировав их совместное появление и наряд Степки.

— Степанида, я за тобой! Беда, Антон умирает!

— Как умирает? — воскликнула женщина, — от чего?

— Воспаление легких, обратился поздно, врачи опасаются, что слишком поздно…

— О Боже! — Степанида почувствовала дикий страх, сковавший сердце в тиски, — что же делать?