— Куда, зачем?

— В Хрустальный город. А вот зачем? Думаю, она каким-то образом может высвободить души из Башни Слез. Он надеется опять, как встарь, соединить мощь Иллиат и Ангейра. Прости, это долго объяснять…

— Ну так говори кратко: это опасно для Незабудки?

— Не знаю.

— Что он с ней потом сделать может?

— Не знаю, Буевит. Но я…

— Молчи, — перебил его боярин. — Почему он тебя не забрал?

— Древлевед? Я ему больше не нужен.

— Не смей лгать! Зачем он к тебе приходил ночью?

— Он не приходил… — начал было Нехлад, но жесткие пальцы боярина вдруг с силой стиснули ему горло.

— Сказано же: не смей лгать! Стражу в порубе такими же чарами усыпили, как и перед покоями племянницы, значит, был он у тебя!

Яромир с неожиданной силой вцепился в его кисть и рывком отбросил руку. От напряжения перед глазами поплыли пятна, но голос обрел твердость:

— Не в чем винить меня, боярин! Древлевед чего-то хотел добиться от меня, это правда, но я его разочаровал. И тогда он бросил меня демонице, как собаке кость. Это она приходила ночью в поруб. Стражу усыпить ей ничего не стоило. Приходила, чтобы… Нет, не рассказать. Но ее больше нет.

— Ты убил демоницу? — воскликнул Буевит.

— Я бы так и сказал, если бы имел это в виду! Нет, я… провел ее по пути перерождения. Не спрашивай как. Для этого нет слов. Да и важно другое: Иллиат больше не существует, а Древлевед не знает этого и не желает узнать.

— Не знает — и что с того?

— Обряд, который он собрался совершить с помощью Незабудки, теряет смысл… и может обернуться большой бедой.

— Но если Иллиат больше нет, значит, Тьма побеждена?

— Буевит, Древлевед опаснее всякой Тьмы!

— Значит, едем вдогон! — воскликнул боярин. — Сей же миг своих молодцов скличу…

Он говорил жестко и четко, но в глазах его читался страх. Нехлад понял, что ему немного жаль Буевита, запутавшегося в происходящем. Но понял он и то, что ни в коем случае не должен показывать сочувствие. Поэтому ответил почти с той же жесткостью:

— А город бросишь на двух безумцев? Нельзя тебе уезжать, Буевит, ты один можешь спасти народ от смуты. А нечисть, что была в подчинении Иллиат? Знаешь ли ты, что этой ночью упыри и умертвил готовы были залить кровью весь кремль? Я не знаю, что с ними стало после исчезновения Иллиат, может, они тут до сих пор и как себя поведут — сказать не берусь. Так что за Древлеведом я поеду один. Твои воины все равно не смогут ничего сделать ему.

— А ты, значит, сможешь? — хмуро спросил Буевит.

— Вряд ли, — честно ответил Нехлад. — Но ты пойми, люди для него не помеха, ты их на верную смерть пошлешь. А у меня хоть малая надежда, да есть. И может, он еще откажется от своего замысла, когда узнает, что Иллиат уже не придет.

— А если не откажется, ты что делать будешь?

— Попробую убить, — вздохнул Нехлад, не считая нужным высказывать подозрение, что сделать это, видимо, невозможно. Как, вернее всего, нельзя было убить и Иллиат.

— Вот на этот случай мои бойцы при тебе и будут. Поспособствуют по мере сил. И за тобой присмотрят…

— Можешь подозревать меня в чем угодно, Буевит, но Незабудку я люблю и для ее спасения сделаю все.

— А мои бойцы тебе помогут, — повторил боярин. — А теперь еще раз: что ты про упырей сказал?

* * *

Путешествие в сердце пустоты не прошло даром. Нехлад присматривался к себе, к своим поступкам, словам и мыслям, и находил, что ничего не изменилось в нем после встречи с Иллиат. И все-таки не оставляло ощущение, будто каждая черточка собственной личности удивляет его новизной.

Это было как легкое опьянение, которое почему-то не желало проходить.

Невольно изучая себя, он не мог не задаться вопросом: что же нашла в нем Иллиат? Почему он один среди многих, кого демоница уводила в сердце пустоты, оказался способен выдержать и вернуться к человеческому бытию? Почему он один, окунувшись в миг изначалья, испытав первое желание, не захотел удовлетворить его любой ценой, что превратило бы его в бледное подобие самой Иллиат?

Отличается ли он от других людей, или сыграло роль какое-то особенное стечение обстоятельств?

Эти мысли преследовали Яромира. неизменно прорываясь сквозь другие, куда более важные.

Навь оставалась недоступной. Нехлад был прав, говоря Буевиту, что чувства не приходят по заказу, однако суть неудачи заключалась в ином. Он отнюдь не страдал отсутствием чувств, как раз наоборот. Тревога за Незабудку, желание увидеть ее, дотянуться хотя бы через навь были сильны как никогда. Но видимо, нельзя пользоваться чувствами как инструментом.

Нельзя любить ради чего-то. Тогда, в кремлевском порубе, любовь пронесла Нехлада в навь, ибо он этого не ждал, теперь же, изо дня в день предпринимая новые попытки, он превращал свои чувства в средство достижения цели.

Понимал это, презирал себя, но не видел другого выхода и пытался снова и снова.

Вот почему ни один из магов «средней руки», о которых говорил Древлевед, не всемогущ! Ведь маг входит в навь, ведомый желанием чего-то достичь. Но возлюбить свое творение ради достижения цели невозможно. Любовь должна предшествовать творению.

Древлевед же хотел выковать из Нехлада именно всесильного мага. Но для чего?

А для чего ему души жителей Хрустального города и соединенная мощь Иллиат и Ангейра? Для чего Незабудка, потерявшая дар?

Так, о чем бы ни думал, Нехлад возвращался мыслью к Незабудке — и снова заходилось сердце от любви и тревоги, и снова пытался он ворваться в навь. Терпел неудачу — и снова подгонял коня.

* * *

Всадников первым заметил Свияд, предводитель четверки стабучан, отправленных Буевитом в Ашет.

— Оглянись, Владимирович. За нами кто-то спешит.

На грани окоема виднелись несколько черных точек. Слишком далеко, даже не сосчитаешь толком, что-то около дюжины.

— Лихи в Дикотравье такими отрядами не ездят, — сказал Нехлад. — В тэбах не бывает больше пяти человек… Неважно. Если это за нами, пусть догоняют, а нам нельзя медлить.

За день всадники не намного сократили расстояние, а наутро заметить их стало сложно: путники приближались к Езгауту, к месту разделения реки на два рукава, и местность начинала холмиться. Но вечером, во время передышки, Свияд поднялся на ближайшее возвышение и некоторое время пристально смотрел на восток. Спустившись, сказал:

— Они ближе, чем я думал. И, кажется, на них цвета белгастидов.

Яромир нахмурился. Он, признаться, и думать забыл о Белгасте, точно ливейский князь должен был исчезнуть вместе с Иллиат. Как — он надеялся — исчезла и вся нечисть, призванная демоницей. Из Новосельца, отсыпающегося после пира, пятеро путников выехали без отлагательств, но и без спешки, и, пока шли сборы, Нехлад слышал, как доверенные люди докладывали Буевиту, что никаких признаков нечисти в кремле не найдено. Буевит, чувствовалось, был недалек от того, чтобы подвергнуть сомнению рассказ Нехлада, однако его ближники успели выяснить, что сами ливейцы в последнее время побаиваются собственного князя — и особенно некоторых его приближенных.