Известно, однако, что никто в России в те времена человеческое достоинство в расчет не принимал и с людьми как таковыми не считался.

«В жизни моей я руководствовался всегда одними правилами, — говаривал Аракчеев. — Никогда не рассуждал по службе и исполнял приказания буквально, посвящая все время и все силы мои службе царской. Знаю, что меня многие не любят, потому что я крут — да что делать?»

Под Новгородом мы побывали в одной воинской части — в военном городке, где во времена Аракчеева стоял гренадерский полк. Сохранившиеся здесь старинные казармы до сих пор зовутся «аракчеевскими».

— Сколько служу, никогда лучших казарм не видел, — сказал заместитель командира. — Построены добротно: зимой в них тепло, летом прохладно. Всегда сухо. Умел, значит, граф о солдатах заботиться…

Генерал от артиллерии Алексей Петрович Ермолов родился 4 июня 1777 года, а умер в марте 1861-го, последним из тех генералов Отечественной войны, портреты которых помещены в Военной галерее Зимнего дворца в Санкт — Петербурге. Ему довелось послужить пяти императорам — от Екатерины II, в царствование которой он получил офицерский чин, до Александра II, — потому как еще в начале Крымской войны генерал был избран начальником ополчения семи губерний. «Вся Москва, вспоминая избрание Кутузова начальником Петербургских дружин в 1812 году, выразила желание иметь начальником Московского ополчения Ермолова, — писал историк генерал-лейтенант Василий Алексеевич Потто. — Избрание состоялось торжественное, единодушное, потому что из многих тысяч голосов в избирательной урне оказалось только девять черных шаров…»

«Звездный час» службы Алексея Петровича пришелся на царствование императора Александра I — впрочем, в XIX веке это царствование явилось «звездным часом» для всей России.

«Начальник главного штаба генерал-майор Ермолов, видя неприятеля, овладевшего батареей, важнейшею во всей позиции, со свойственною ему храбростию и решительностию вместе с отличным генерал-майором Кутайсовым взял один только Уфимского пехотного полка батальон и, устроя сколько можно скорее бежавших, подавая собою пример, ударил в штыки. Неприятель защищался жестоко, но ничто не устояло противу русского штыка… Генерал-майор Ермолов переменил большую часть артиллерии, офицеры и прислуга при орудиях были перебиты и, наконец, употребляя Уфимского пехотного полка людей, удержал неприятеля сильные покушения во время полутора часов, после чего был ранен в шею и сдал батарею генерал-майору Лихачеву…»

Так после сражения при Бородине докладывал императору Александру I главнокомандующий князь Голенищев- Кутузов. Речь идет о бое за центр русской позиции — Курганную высоту, известную под именем батареи Раевского. Уточним также, что начальник артиллерии 28-летний генерал-майор граф Александр Иванович Кутайсов был в атаке убит, а командир пехотной дивизии генерал-майор Петр Гаврилович Лихачев держался на редуте до последней возможности и, израненный, бросился на французские штыки, но был пленен.

Ярких моментов в биографии Ермолова было немало. Она и начиналась-то блистательно: десяти лет от роду Алексей был записан в гвардию, четырнадцати — получил чин поручика и был переименован в капитаны Нижегородского драгунского полка. При этом он оставался в Петербурге адъютантом при генерал-прокуроре графе Самойлове, у которого его отец управлял канцелярией. Если добавить, что Самойлов приходился племянником светлейшему князю Потемкину, то никаких вопросов по поводу этой карьеры не возникает.

Впрочем, как известно, Потемкин, радевший о государственных интересах, старался в первую очередь выдвигать людей толковых. Вот и 16 — летний Ермолов вполне смог выполнять обязанности преподавателя в Артиллерийском и Инженерном кадетских корпусах, а через год в качестве порядок в мятежной Польше. Он отличился при штурме Варшавской Праги и получил из рук великого полководца заветную для офицера награду — орден св. Георгия IV класса, с которым потом никогда не расставался. К двадцати годам он успел поучаствовать в Итальянской кампании против французов, брал Дербент, стал подполковником и Владимирским кавалером… Однако в жизни Ермолова было немало разного рода зигзагов. И недаром Александр Сергеевич Грибоедов назвал Алексея Петровича «сфинксом новейших времен». Кстати, императора Александра I прозвали «северным сфинксом»… Берем «Толковый словарь» и узнаем, что сфинкс — это не только «баснословное животное эллинов», но и «человек загадочный, неразгаданный».

И вот тому ярчайший пример: после блистательного подвига на поле Бородина Ермолов не лучшим образом повел себя на совете в Филях…

«Я со своей стороны, генерал-лейтенант граф Остерман, Раевский и Коновницын изъявили свое мнение к отступлению. Остерман и Раевский присовокупили еще, что Москва не составляла еще России, что наша цель не состояла еще в одном защищении Москвы, но всего Отечества», — вспоминал Барклай де Толли. Генералы, названные им, — храбрейшие из храбрых. Их поддержал и генерал-квартирмейстер полковник граф Толь. За то, чтобы дать сражение, высказались только антагонист Кутузова генерал от кавалерии барон Беннигсен, генерал- лейтенант Уваров — лихой командир 1го кавалерийского корпуса (но не стратег), и… Ермолов.

«Как офицер весьма мало известный, я не смел дать согласия на оставление столицы, но, страшась упреков соотечественников, предложил атаковать неприятеля…», — объяснил он.

Думается, как и некоторые иные его современники, Алексей Петрович был напуган былой павловской опалой: два месяца в крепости, отставка и ссылка. Вот, верно, и осталось ощущение «дамоклова меча», который может обрушиться в любой момент: при государе Александре Павловиче опалы случались гораздо реже, но были куда более неожиданными. В этой ситуации лучше превратиться в «сфинкса». Впрочем, надо признать, и характер у генерала был не сахарный.

Обо всех зигзагах его биографии рассказывать долго. Ожидалось, что после Заграничного похода Русской армии Ермолов возглавит Военное министерство. Генерал граф Аракчеев сказал так: «Армия наша, изнуренная продолжительными войнами, нуждается в хорошем военном министре… Назначение Ермолова было бы для многих весьма неприятно, потому что он начнет с того, что перегрызется со всеми; но его деятельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость вполне бы его оправдали».

Император предложил ему иное назначение — командиром отдельного Кавказского корпуса, главнокомандующим в Грузию и чрезвычайным посланником в Персию. Назначение подальше от Петербурга многими было воспринято как завуалированная опала. Зато, по словам Керсновского, «с прибытием героя Эйлау и Бородина в истории Кавказа началась “ермоловская эпоха” — бесспорно, самая блестящая ее страница».

Если обратиться к истории Кавказской войны, то можно узнать, что больше всего в ней мешали… указания из Петербурга. Высокопоставленные столичные чиновники, в любом смысле бесконечно далекие от войны, считали, что Кавказ можно успокоить мирными переговорами И «экономическими методами».

Генерал Потто писал: «Наши традиционные отношения к завоеванным ханствам и горским народам были фальшивы в самом своем основании… Все наши сношения с мелкими кавказскими владениями носили характер каких-то мирных переговоров и договоров, причем Россия являлась как бы данницей. Большей части не только дагестанских и иных ханов, но даже чеченским старшинам, простым и грубым разбойникам, Россия платила жалованье… В столице считали полудиких горцев чем-то вроде воюющей державы, с которой можно было заключить мирный договор и успокоиться».