Мы спешили. Все спешили. Спешка типична для золотой лихорадки, а для клондайкской лихорадки 97-го года особенно. Октябрь был на носу, земля покрылась снегом, река вот-вот грозила замерзнуть, а до Доусона на севере все еще оставалось несколько сотен миль.

Никогда за всю историю Севера никто не рисковал так безрассудно, и никогда еще туда не вторгались более отчаянные люди. Клондайкские ветераны, которые принесли ошеломляющие вести и тяжелые мешочки арктического золота и вызвали охвативший всю страну азарт, высмеяли нас, когда мы сказали, что мы пронесем свое снаряжение через перевалы и довезем его на лодках до Доусона этой же осенью. Но мы это сделали, и, когда наперекор буранам и ледяным заторам мы и еще несколько тысяч человек прибыли в Доусон, его постоянные обитатели только ахнули. Уж они-то знали, какие трудности и опасности подстерегают того, кто осмелится на такое путешествие в это время года, потому им и в голову не приходило, что кто-то отважится пуститься в подобный путь и — более того — успешно его завершит.

Разумеется, некоторые погибли по дороге, лодки других вмерзли в речной лед, тысячи изможденных потеряли веру в свои силы, отступив перед перевалами, повернули назад, но мы оказались среди тех, кому повезло.

Отправившись в путь, мы хорошо понимали, что отступать нельзя, что мы должны пробиваться вперед во что бы то ни стало, и это подводит меня к непосредственной теме моего рассказа — к тому, как мы преодолели Ящичное ущелье и стремнины Белой Лошади.

Для того чтобы вы поняли, с каким благоговением относились к этим местам старожилы, я приведу отрывок из книги Майнера У. Брюса, аляскинского пионера, в которую мы постоянно заглядывали на протяжении всей дороги.

«Если путешественник умеет управляться с рулем и веслами, он может провести свою лодку по ущелью и причалить к правому берегу. Если же нет, то ему следует тащить ее по берегу. Оттуда ему две мили следует держаться левого берега до начала стремнин Белой Лошади. Отыскивая место, где причалить выше Белой Лошади, необходимо проявлять величайшую осторожность. Если вода стоит низко, то лодку можно провести через Белую Лошадь бичевой, если же вода высока, ее следует тянуть волоком».

Река Шестидесятой мили, которая, собственно, является верховьем Юкона, вытекает из озера Марш и имеет в ширину от одной восьмой до четверти мили. А так как она глубока и стремительна, вы можете сами представить себе, сколько воды она несет. Внезапно ее русло сужается до ста ярдов, образует излучину, где главная струя подходит к самому берегу, позволяя высадиться без особого труда, а затем река мчится между отвесными скалистыми обрывами, расстояние между которыми не превышает восьмидесяти футов. Гигантская масса воды, зажатая в теснине, мчится с чудовищной скоростью, образуя водовороты, буруны и крутые бугры. В результате своеобразного течения и скалистых берегов середина стремнины вздымается хребтом высотой от шести до восьми футов, который называется Гребнем.

Длина ущелья равна миле, и примерно на середине обрывы раздвигаются, образуя гигантскую круглую чашу. Вырывающийся на нее поток создает могучий водоворот. Говорят, что когда-то в этот водоворот попали два шведа. Лодка у них была крепкая, сначала они попытались выбраться, но потерпели неудачу и то вычерпывали воду, то молились, ожидая, что будет дальше. Целых четыре часа, их крутило и вертело, а потом прихотливое течение увлекло лодку дальше в ущелье, так что в конце концов они выбрались на берег целыми и невредимыми, если не считать пережитого испуга.

Привязав нашу лодку «Красавицу Юкона» перед Ящичным ущельем, мы с тремя товарищами отправились на разведку. Сотни людей вокруг перетаскивали снаряжение на себе. Для нас это означало бы два дня изнурительного труда, тогда как, если бы мы попытали счастья и рискнули проскочить, все дело заняло бы только две минуты. Как у нас было заведено, мы поставили вопрос на голосование, и все единодушно высказались за второй способ.

Я закрепил рулевое весло так, чтобы его не могло сорвать, и указал остальным их места, поскольку был капитаном. Только что возвратившийся. из Южной Америки и кое-что понимавший в лодках Меррит Слопер устроился с гребком на носу. Сухопутные крысы Томпсон и Гудмен, которым до этой поездки ни разу не приходилось грести, сели на весла. Чтобы вы могли как следует оценить ситуацию, добавлю, что, кроме людей, на нашей двадцатисемифутовой лодке находилось еще свыше пяти тысяч футов багажа, а потому она не обладала необходимой для подобного предприятия плавучестью.

— Держись Гребня! — кричали нам с берега, когда мы отчалили. Несмотря на быстрое течение, вода была зеркально гладкой, но едва мы очутились в пасти ущелья, как река мгновенно превратилась в бешеную сумятицу волн. Опасаясь, что гребцы «поймают леща» или совершат еще какую-нибудь роковую ошибку, я велел убрать весла.

Дальше все происходило с невероятной быстротой. Мелькнули фигуры людей, наблюдавших за нами с края обрыва, пронеслись мимо, подобно двум экспрессам, каменные стены, но мне было некогда смотреть по сторонам: напрягая все силы, я старался удержаться на Гребне. Он весь щетинился крутыми волнами, и наша перегруженная лодка зарывалась в них, вместо того чтобы нестись по ним. Я поймал себя на том, что, несмотря на страшную опасность, улыбаюсь нелепым антраша, которые выделывал сидевший на носу Слопер, работая гребком как сумасшедший. Только он делал исполинский замах, как корма проваливалась между волнами, нос взмывал кверху и гребок даже не задевал воды. При следующем же взмахе нос нырял под волну, которая грозила вот-вот смыть Слопера, весившего сто фунтов, не больше. Но он не терял присутствия духа и выдержки. Один раз Слопер обернулся и прокричал какое-то предупреждение, но рев воды заглушил его голос. В следующее мгновение мы соскользнули с Гребня. Вода со всех сторон хлынула в лодку, ее поставило поперек течения, и она была готова вот-вот перевернуться. Это означало гибель. Я налег на весло так, что оно затрещало, а у гребка Слопера обломилась лопасть.

И все это время мы неслись по ущелью ярдах в двух от обрыва. Несколько раз я думал, что нам уже пришел конец, но лодка все-таки почти боком поднялась на Гребень, и, пронзив огромный бурун, мы влетели в водоворот гигантской чаши.

Я приказал грести, чтобы лодка начала