Никогда прежде гендиректор «Астропульса» не задавался этим простым – убийственно простым! – вопросом: зачем? Камо грядеши? Подразумевалось, что ответ ясен.

Ни хрена он не был ясен, откровенно говоря.

Зато в отношении Экспериментатора Фома научился чувствовать нечто вроде признательности. Не убил ведь. Не задавил каблуком лабораторную крысу, покусившуюся на исследователя. А мог бы.

Нет, взял за шкирку и выбросил вон. Строго говоря, не выбросил даже, а вернул в клетку, в контрольную группу. Гран мерси. Кто мешал Экспериментатору в сердцах зашвырнуть подопытного человечка в любую часть любой известной ему вселенной? Решительно никто.

Не зашвырнул ведь. Аккуратный…

Чего уж совсем трудно было ожидать – слил копию с оригиналом. Дважды гран мерси. Хотя, может, так ему было проще?

Фома не знал ответа и не надеялся его получить. Экспериментатор не станет разговаривать с крысой, а если и вздумает вдруг, то что крыса поймет? Но результат более чем устраивал.

Мечталось о меньшем: просто вырваться, увидеть вновь Землю. Хоть Сахару, хоть Антарктиду, хоть джунгли острова Борнео. Лучше, конечно, какую-нибудь населенную местность. Пусть даже не Россию, а Кот д’Ивуар или Каймановы острова. Быть выброшенным там без денег и документов. Язык (пиджин-инглиш) куда-нибудь довел бы. В России, конечно, пришлось бы бомжевать на первых порах… А, чепуха! По сравнению с Плоскостью – ерунда полная. Мелкая, решаемая проблема. Подобные проблемы кажутся серьезными лишь для тех, кто никогда не покидал Земли…

Расслабляться, конечно, не стоило. Спустившийся с Гималаев альпинист ломает ногу, споткнувшись на ровном месте. Рекордсмен в давно запрещенных трюках над Ниагарским водопадом, плясавший на ходулях на тросе, протянутом над ревущей бездной, разбогатев на своем шоу, начинает вести спокойную жизнь обывателя – и насмерть разбивает голову о тротуар, поскользнувшись на банановой кожуре. А финал хорошо запомнившегося фильма «Плата за страх»?

Нет уж.

Там, на Плоскости, Фома не был уверен, что, оказавшись на Земле, захочет встретиться со своим земным двойником. К чему? Плюнуть ему в лицо? Морду набить? А смысл?

Теперь мысль набить морду совсем потеряла актуальность. Морда-то – своя.

Стала своей. А ее бывший хозяин уже не высовывался, безропотно позволяя Фоме пользоваться своей памятью: где в квартире что лежит, кто звонит по мобильнику и что надо ему ответить, как расплачиваться кредитной карточкой в супермаркете.

Исчезли оставленные Плоскостью шрамы от ран и ожогов. На второй день после выписки из больницы они начали было проявляться наподобие стигматов, но потом рассосались и сгинули окончательно. Остался лишь шрам на колене, полученный в детстве при падении с велосипеда.

Фома был дома.

Квартира показалась ему роскошным дворцом, хотя, разумеется, таковым не была. Обычная трехкомнатная квартира в хорошем доме, выстроенном в престижном московском районе. Фома дивился санузлу. Биде, джакузи, полы с подогревом – зачем все это? Кого тешить?

Звонили из фирмы. Он рычал в трубку, чтобы выруливали сами, не мешая больному выздоравливать. А про себя уже решил: хватит. Выйти из этого бизнеса. Акции – продать. Всю жизнь, что ли, заниматься смешным и недостойным делом? Кто сказал «всю»? А вот выкуси!

Не может быть, чтобы мир за эти годы изменился настолько, чтобы нельзя было найти себе в нем достойное занятие. А если нет – тогда уж лучше назад, на Плоскость! Но нет, занятие, конечно, найдется…

Он вписывался в новую жизнь с большой осторожностью. Лишь на третий день позволил себе долгую прогулку, да и то не по улицам, а в лесопарке. Ловил весенние запахи, слушал воробьиный гвалт, видел наполовину перелинявшую тощую белку – и улыбался, улыбался… При виде посторонних он прятал улыбку, что давалось непросто. А еще сложнее было научиться относиться к людям, не ведающим о Плоскости, без тени отеческой снисходительности к несмышленышам.

На кривой окольной аллее его догнали трое, показали нож, потребовали денег и мобильник. Фома широко улыбнулся в ответ и раскидал их с той же легкостью, с какой, бывало, учил уму-разуму строптивых новичков. Двое смылись, а третьего, самого мясистого и тяжелого, в беге по пересеченной местности Фома загнал в лес, где, посоветовав не дергаться и не вопить, перекинул через ствол упавшего дерева и отечески высек ремнем.

Прежний Игорь Вадимович не вмешивался – так, пискнул испуганно из глубин сознания и закрылся, правильно понимая, что в иных ситуациях феодалу виднее, как поступать. Стало быть, адаптация проходила нормально.

Почти весь следующий день Фома гулял по городу. Впитывал прелесть тихих переулков, радовался уцелевшим скверикам и бежал с Арбата, отвратительнейшей из московских улиц, продающей всё всем и давно продавшей саму себя. Заходил в магазины, в кафе. В зоопарке скормил уткам сдобу с маком и подразнил гиббона. В китайском ресторанчике неподалеку пытался освоиться с палочками и подозрительно глядел на снедь, вспоминая Бао Шэнжуя и Автандила с его вороной. Как-то там они? Живы ли? Ворона – вряд ли…

А люди… пусть им кто-нибудь поможет, если они не могут помочь себе сами. Уж простите, ребята, феодал Фома сумел помочь только себе.

Или все же не только?..

На пятый день он вывел из гаража «мерс» и полдня колесил по Москве. Хотелось удостовериться, что новому хозяину досталась не только память старого, но и рефлексы вождения.

На шестой день он выехал рано утром. С Садового кольца свернул на проспект Мира и Ярославское шоссе. По раннему времени выезд из столицы не изобиловал пробками, но Москва все равно оставалась Москвой. Лишь за поселком Клязьма удалось нормально разогнаться.

А от Клязьмы до Ростова Великого рукой подать – каких-нибудь два часа.

Где искать – вот вопрос. Ростов Великий хоть и невелик размерами, а все-таки город.

Не было в словаре ненормативной лексики такого слова, каким Фома еще не успел себя обругать, – не удосужился поинтересоваться фамилией Оксаны! Не говоря уже об адресе.

Ну ладно, земной адрес на Плоскости никому не нужен, вопросы о нем странны, но фамилию-то мог бы спросить! Просто из любопытства.

Уже на въезде в город Фома понял, почему так и не спросил. Не потому, что на Плоскости не нужна фамилия, а потому, что вместо Ивановой или Сидоровой подсознательно не желал услышать какой-нибудь ужас вроде Оксаны Тупоумовой или Оксаны Гнилокормовой. Еще откуда родом ее предки? Если с Украины, то вполне возможна Оксана Пробейголова, а если, допустим, из Сибири, то запросто жди Оксану Отмороженных или Оксану Горячительных.

Господи, да какая разница?!

Впрочем, если бы даже была известна фамилия, чем бы она помогла? Адресной службы здесь, наверное, отродясь не водилось. Ходить по ДЭЗам?

Школа – не вариант. Оксана, конечно, уже окончила ее. Как-никак прошел без малого год. Еще не факт, что девчонка осталась в Ростове. Разве не могла она махнуть в Москву? Учиться или…