— Оставь его, — велел Френтис. — Посмотрим, что он скажет потом.

Френтис спрыгнул с камня и ударил воларца рукояткой меча в висок, чтобы тот потерял сознание, затем с удовлетворением осмотрел поле битвы. Атака захлебнулась, на всадников прыгали с камней, стаскивали наземь, бывшие варитаи цепляли веревками лошадей за ноги, захлестывали и валили всадников, забивали упавших дубинками. Все завершилось за пару минут. Дюжина коней без седоков затрусила вниз, на дно каньона, их всадников либо убили, либо захватили. Свои потери оказались невелики: четверо убитых, десяток раненых. Но настоящая битва была еще впереди.

Варитаи шагали с обычным равнодушием к смерти, но офицеров напугало безжалостное истребление кавалерии, и они отъехали в тыл колонны, хотя и понукали рабов идти вперед. Варитаи выстроились в боевой порядок, четыре роты по четыре шеренги каждая, первая пошла все тем же действующим на нервы мерным, безукоризненно ровным шагом, выставив копья с широкими лезвиями, держа их на уровне груди.

Когда варитаи миновали две трети каньона, в дело вступили лучники. Хотя и немногочисленные, они умело стреляли, и каждый залп уносил с дюжину врагов. Однако варитаи лишь смыкали ряды и столь же ровно шли дальше.

Первая вязанка горящего утесника скатилась со склона прямо под ноги первому ряду варитаев. Поднялось облако белого дыма. Вниз полетели все новые и новые вязанки — словно пылающий град с неба. Дымная пелена заполнила каньон от конца до края, обволокла варитаев удушающим туманом.

Френтис закрепил влажную тряпку поверх рта, повернулся к бойцам и сказал:

— Бейтесь храбро, и да помогут вам Ушедшие!

Воины побежали вниз плотной группой, почти вслепую сквозь дым, врезались в первую роту варитаев и по инерции пробили все четыре ряда. Френтис и Иллиан косили нападающих направо и налево, вокруг царило полное смятение, лязг стали, крики ярости и боли. Наваливались враги, приходилось рубить, колоть, бить ногами и руками, спотыкаясь о трупы, а временами Френтис и Иллиан оказывались одни в мире колыхающегося дыма, а со всех сторон доносилась какофония битвы. Френтис заметил, как работали освобожденные варитаи: цепляли веревками своих порабощенных собратьев, оттаскивали, били дубинами, чтобы лишить сознания и связать. Но большей частью происходила лютая резня. Гарисаи показывали все, чему их обучили в варикуме. Френтис на мгновение отвлекся, увидев, как Ивельду с парой товарищей подняли и швырнули прямо на строй варитаев. Бывшие гладиаторы акробатически извернулись в воздухе, приземлились в тылу и тут же принялись кромсать врага.

— Брат! — крикнула Иллиан, но предупреждение запоздало на долю секунды.

Из дыма вынесся вольный мечник на лошади. Слишком близко, не увернуться от занесенного меча. Потому Френтис прыгнул вперед, обхватил ногами конскую шею, вцепился в упряжь. Конь взвился на дыбы, всадник рубанул. Удар не получился, но все же лезвие оцарапало левое предплечье, заставило разжать руку, и Френтис шлепнулся на камни. От удара о землю перехватило дыхание. Френтис перекатился, попытался встать, вдохнул ртом полный отравы воздух и поперхнулся. Воларец оказался наездником куда опытнее командирского сына, мгновенно развернул коня и занес меч для удара, который бы непременно срубил Френтису голову.

И тут в лицо всаднику врезался метательный нож Иллиан, точно угодивший в щель под глазом. Всадник дернулся, удар прошел мимо, но конь боком задел вставшего Френтиса, и тот снова покатился. Он еще раз глотнул отравленного воздуха, закашлялся, наконец смог подняться — и увидел коня уже без всадника. Где он в этом дыму? Вот в дюжине футов смутное шевеление среди белизны. Френтис кинулся туда и обнаружил рубящуюся с воларцем Иллиан. Не обращая внимания на торчащий из щеки нож и струящуюся кровь, разъяренный воларец дрался мощно, уверенно, осыпал Иллиан серией точных ударов, длинный кавалерийский меч так и мелькал. Но Иллиан блокировала их все, а затем вдруг ударила ногой в лицо, вогнала нож глубже. Изо рта хлынула кровь, воларец отшатнулся, упал на колени — и уже не с яростью, а с отчаянной мольбой посмотрел на Иллиан.

Френтис остановился перевести дыхание. Шум битвы вокруг постепенно стихал, ветер рассеивал дым. Воларский батальон был полностью разгромлен, сопротивлялись лишь отдельные группки варитаев. Даже солдаты-рабы не могли держать строй вслепую и задыхаясь.

Иллиан стояла и смотрела, как умирает воларец. Френтис удивленно взглянул на нее.

— Убивать без надобности противно Вере, — объяснила сестра.

— Пожалуй, что и так, — согласился он, хлопнул ее по плечу и отправился на поиски Лекрана.

Надо было удостовериться, что кому-то из побежденных позволят убежать.

Женщина ощутила его возвращение в приливе буйной радости, ничуть не омраченной откровенной враждебностью любимого. Как тяжело жить без него! Было время, когда женщина забыла о том, что такое одиночество. А без него вспомнила снова и мучилась, вспоминая чудесные дни вместе. Вместо голоса теперь любимый предложил зрелище. Из ясности и четкости картины она поняла, что он долгое время глядел на поле битвы, стараясь запомнить каждую деталь. То есть его возвращение — не случайно. Что бы он ни использовал для подавления снов, теперь преграда исчезла. Он хотел, чтобы женщина увидела.

В каньоне — судя по пейзажу, где-то в восточной Новой Кетии — лежат мертвыми больше тысячи варитаев и вольных мечников. Между телами бродят люди в разномастной броне, собирают оружие и приканчивают раненых. Женщина помимо воли улыбается от удовольствия, говорит любимому, что он одержал победу, и это прекрасно. Она давно уже искала повод казнить губернатора Эскетии.

Враждебность углубляется, мысли превращаются в слова — и сердце прыгает в груди при звуках его голоса. Приходи и потягайся со мной. Мы закончим наше дело.

Женщина вздыхает, запускает руку в волосы, позволяет взгляду блуждать по серому простору океана, так хорошо видимому с прибрежного утеса. Собирается дождь. Северо-западное побережье всегда дождливо зимой, хотя океан сейчас спокойнее, чем ожидалось. Рабы спешат укрыть повелительницу навесом, та отсылает их нетерпеливым взмахом руки. Рабы опытны, до крайности внимательны, но женщину, привыкшую к лишениям и опасности, рабское пристрастие к удобствам раздражает. Это хорошо, потому что так будет легче справиться с предстоящим.

Женщина глядит на горизонт, сердце бьется чаще в счастливом предвкушении. Прости, любимый, но у меня дела здесь. Развлекись еще немного с моими рабами.

Враждебность отступает, сменяется осторожным любопытством. Женщина видит, как на горизонте показывается первая мачта. Женщина смеется и смотрит на усеянное облаками небо, затем подзывает капитана арисаев, возвышенного над остальными благодаря чуть лучшему умению контролировать свирепость.

— Убей рабов, — приказывает женщина. — На пути сюда мы проезжали деревню. Свидетелей моего пребывания тут не должно быть. Позаботься об этом.

Он кланяется, его глаза полны обожания, хотя, как и у остальных, жестокость редко покидает их. Он обнажает меч и идет к рабам.