Наверное, так же атаковали когда — то его предки, донские казаки. Рассыпались в лаву в конном строю и гнали, гнали…

Женя даже не видел, он просто чувствовал, как все пять ротных танков рванулись вперед на форсаже. Ребристая туша кажется неуклюжей, когда стоит, но когда начинает двигаться — другое дело. Это мощь, слаженность, быстрота, это натиск брони и огня, это огненный вал, который катится впереди могучих машин, сминающих и рвущих землю своими гравиподушками.

Танковая атака — это просто красиво, в конце концов! — всегда считал Осин. Так же красиво, как большой завораживающий лесной пожар!

Однажды, еще дошколенком, Женька Осин увидел лесной пожар на планете Тайга. Его поразило тогда — насколько он громкий. Огонь даже не гудел, не трещал, он просто ревел, надвигаясь неодолимо, как морской прилив. Это было по — настоящему страшно — видеть, как неотвратимо накатывается дымно — огненный вал, выбрасывая перед собой, словно пули и снаряды, красные искры и целые костры. Черные горящие ветви шевелились в огне, будто живые, словно сами деревья размахивали руками, взывая о помощи. «Но что тут сделаешь, как поможешь?» — ужасался, помнится, маленький Женька. Оранжевые мобили пожарников, что сновали за дымом и пламенем, казались такими маленькими и беззащитными по сравнению с разгулом стихии. «Нет такой силы, которая была бы сильнее!» — искренне думал он.

Как же он тогда перепугался! До сих пор смешно вспомнить…

Его, маленького, чьи — то руки закинули в гравимобиль, а он только в кабине, скользя на сиденье, обнаружил, что описался. Сам не заметил, как и когда…

* * *

Атака не получилась. Не удалась. Смяли его красивую, лихую атаку в самом начале, что обидно! Не за себя обидно — за красоту!

За огнем и дымом оказалась не только пехота. Почти сразу Женя заметил, как навстречу ему поперли «лапти» («лангусты–18»), тяжелые МП — танки армии СДШ. Напролом пошли, прямо через порядки своей же пехоты, сметая зазевавшихся компрессионными ударами гравиполей, видел сотник.

«Сволочи, ох сволочи… А почему сволочи? Пусть давят своих, пусть… Браво и бис, господа!»

Нет такой силы, что пересилила бы в человеке его собственную безнадежную глупость! — усмехнулся сотник.

Первый, второй, третий… Да, семь «лаптей» движутся наперерез с юго — юго — востока… Вот такая неожиданная вводная!

— Командир! Женя! — быстро окликнул наводчик. — На восток — еще четыре… нет, пять «лаптей»! Дальше, похоже, еще есть пара…

— Вижу, Вася, всех вижу…

Да сколько же их! Откуда взялись? Вроде бы свои танки штатовцы сбрасывали в другом квадрате, припоминал Осин схему предполагаемых направлений ударов. «Заблудились, что ли? Вот всегда у них все через задницу! А ему, умному Женьке Осину, отдуваться за всех! Словно он, ротный, здесь за главного говночерпия…»

— Рота, отставить атаку! — гаркнул сотник по общей связи. — Слушай мою команду! Вторая линия — быстро назад, откатываетесь за возвышенности! Самойлов и я — прикрываем огнем и маневром! Начали, ребятишки, работаем!

«Ребятишки» поняли. Все три танка второй линии отступали правильно, быстро пятились задом, поливая «лапти» тяжелыми калибрами с дальней дистанции, видел Осин даже не боковым зрением, а словно бы затылком. По тактико — техническим характеристикам «лангуст» и «батыр» примерно равны, двенадцать… нет, четырнадцать против его пяти — это слишком много, конечно. Да еще пехота недобитая оживилась. Тоже, зараза, живучая, как вирус гриппа…

«Ничего, ничего, еще повоюем… Не боги, говорят, обживают ночные горшки…»

Теперь им с Петькой Самойленко, с Петром Васильевичем, командиром «Отчаянного», пожилым рассудительным подхорунжим резерва второй очереди, приходилось туго. Слишком большой перевес огня и брони. По обычной тактике штатовских танкистов «лапти» сосредоточили весь огонь на двух передних машинах, прикрывающих отход остальных. Пришлось им с Петром отплясывать на своих «батырах», как чертям на поминках праведника, постоянно, рывками меняя позиции и огрызаясь короткими, нервными залпами.

«Откуда берется дым в бездымных зарядах… А почему внутри, если разрывы — снаружи… Держись, „Верный“, держись, машинка…»

Подцепив один из «лаптей» в перекрестье крупного калибра, Осин удачно запалил его, влепив прожигающую термобоеголовку в слабозащищенное место на корме. С полсекунды полюбовался, как тот зачадил, мгновенно раскалившись от взрывающегося внутри боезаряда до ярко — алого цвета с радужными переливами.

Самый красивый цвет для вражьей машины! И самые правильные движения — судорожные подергивания от внутренних взрывов, которые никак не могут разорвать собственную броню…

Предохранительная жидкость в оружейных погребах не дает взорваться всему боекомплекту разом, но, в общем, это уже не танк — третья степень металлолома, как любит говорить комбриг Тупичков…

«Ай да Женька! Ай да глаз — алмаз!» Другому «лаптю» Петя Самойленко, видимо, пробил энергоустановку. Тот воткнулся носом, врываясь в землю, и закрутился на месте, приподнимая массивную корму с плоской задней башней — нашлепкой. Словно зарывал голову в песок, наподобие страуса, оставив на страх врагам могучую, жирную задницу…

«Этот — тоже не боец! Уходил его Петро Васильевич!»

Сотник не видел, успели ли штатовцы катапультироваться из подраненного танка, но на всякий случай дал по нему короткую очередь из третьей РУСы. «Как будто перекрестил напоследок», — мысленно усмехнулся он.

Танковый бой — это не только поединок между броней и зарядом, это еще и война нервов. Тот, кто стреляет, тот и подставляется в первую очередь. Потому что для прицельной стрельбы нужно все — таки замереть на те долгие, томительно резиновые секунды, когда кажется, что весь огонь нацелен именно в тебя. Когда вся эта многотонная, многослойная масса брони вокруг становится хрупкой и ломкой, как скорлупа яйца, и вроде бы никого уже не защищает.

«Попробуйте замереть на пару — тройку секунд в этом волнительном положении мишени, и я скажу вам, что вы — танкист!» — еще один афоризм генерала Тупичкова, этого Жженого Волчары, на котором собственной кожи остались считаные сантиметры…

Ребята, впрочем, маневрировали грамотно. Останавливались неожиданно, на полном ходу, и успевали тронуться за миг до того, как на них обрушивались ответные залпы.

Его школа! Его рота! Третий «лапоть» они с Самойленко распечатали совместными усилиями, да и ребята сзади подкинули огоньку. Хода штатовская машина не потеряла, но там точно что — то случилось, «лангуст» вдруг осел набок, заковырялся на месте и тут же стал пятиться назад, явно выходя из боя. Женька мельком заметил, как тот чуть не въехал задом в своего же, отвернувшего в самый последний момент, и все равно скребанувшего броней о броню.

«Столкнуть два своих танка — позор командирам на всю оставшуюся жизнь… А вы что думали, господа штатовцы, — к теще на блины свалились как снег на голову?! А мы вам — горяченьких, чтоб позор был недолгий и не обидный…»