мужа не сподвиг Нину Формби на оговор честного человека Лео Франка, гадкие детективы полиции вывезли женщину в некое тайное место, где на протяжении 3-х недель опаивали её спиртным. В этом отвратительном насилии Нина Формби обвинила детективов полиции Атланты Викери (Vickery), Хэмби (Hamby) и Чью (Chew). В конце концов, уступив давлению полицейских, Формби сделала то заявление, которое от неё требовалось, после чего бежала из Атланты в Нью-Йорк. Там, испытывая угрызения совести и скорбя по тяжкой доле Лео Франка, она приняла решение разоблачить грязную полицейскую игру и официально оформила «стейтмент», в котором изложила всю подноготную тех событий.

Нина Формби и анонс статьи в номере газеты от 27 февраля 1914 г. с рассказом о злоключениях, выпавших на долю беспорочной владелицы меблированных комнат. Нина Формби являлась, безусловно, очень лукавой дамочкой и ко всем её откровениям следовало и следует ныне относиться с большим недоверием и многочисленными оговорками.

Такая вот слезоточивая история из разряда «огонь! огонь!» вылилась на головы жителей Джорджии, явно не знавших как реагировать на россказни о детективах полиции, действующих в стиле гангстеров-«беспредельщиков» и побуждающих честных граждан и гражданок к оговорам других честных граждан.

Разумеется, неожиданное появление владелицы «меблирашек» с её немыслимыми россказнями спровоцировало скандал. Не прошло и 2-х часов со времени выхода газет, предлагавших читателям ознакомиться с захватывающим дух повествованием от Нины Формби, как шеф детективов Лэнфорд собрал в своей канцелярии журналистов и произнёс зажигательный спич, призванный разоблачить недобросовестные происки недобросовестных свидетелей. Ньюпорт настаивал на том, что история Нины Формби — это гнусная ложь и атака на его подчиненных и отдел в целом. Лэнфорд доказывал, что у его детективов просто не было времени на то, чтобы 3 недели держать Формби в некоем тайном месте и опаивать там спиртным. Шеф детективов настаивал на том, что дамочка была допрошена в собственном доме, причём во время дачи показаний там присутствовал тот самый Гарри Латам, который, якобы, в это время томился в каземате за организацию подпольного тотализатора.

Как видим, информационная война в начале XX столетия могла достигать высокого накала и работа у шефа детективов была в те годы очень нервной, ибо «клевали» его с разных сторон самые-самые разные люди.

Очень скоро — уже 7 марта 1914 года — рассмотрение кассации закончилось подтверждением приговора к смертной казни через повешение. Причём датой казни был выбран день рождения Лео Франка 17 апреля 1914 г. — в тот день смертнику должно было исполниться 30 лет. В этом, конечно же, угадывалась расчётливая месть, если угодно, месть, приправленная демонстративным цинизмом.

Вместе с тем, подобная умышленная жестокость суда явственно свидетельствовала о непримиримости судей и их абсолютной уверенности в справедливости приговора.

В конце месяца журналист «The Day Book» получил возможность встретиться со смертником и взять у него новое интервью. Нельзя не отметить того, что подобная журналистская активность [два больших интервью с интервалом в 1 месяц!] явственно свидетельствовала о больших ресурсах защитников Лео Франка, в том числе и материальных.

Это интервью в сравнении с предшествующим следует признать ещё более неудачным. Лео Франк говорил о себе любимом, говорил много, высокопарно, с явным удовольствием и пиететом — не подлежит сомнению, что самому себе он очень нравился. Читать его очень тяжело и совершенно невозможно воспринимать его болтовню всерьёз.

Автор позволит себе привести несколько цитат из разных частей интервью, дабы читатели самостоятельно составили впечатление о том потоке сознания, который осужденный выплеснул в уши журналисту: «Моя вера в Бога и человека не поколеблена. Я являюсь живым доводом против обвинительного приговора самому себе. Моя юность была невинна. Я рано женился на хорошей женщине, уроженке Юга, которая привыкла к обходительности Юга, где мужчины отдают женщинам дань уважения. Она была воспитана так, чтобы требовать от мужчин деликатности по отношению к женщинам. Теперь послушайте, если бы я был таким, каким меня рисуют, если бы я был низким и мерзким, неужели бы женщина с её воспитанием, её тонкими чувствами продолжала бы жить [со мной], как это делает моя жена? Разве ответ на этот вопрос не является ответом на обвинения в отношении меня?»[46]

Все рассуждения подобного рода легко разбивались тем очевидным аргументом, что Люсиль, жена Лео Франка, не навещала его в тюрьме на протяжении первых 2-х недель с момента ареста. Но осужденный, похоже, этого не понимал, либо всерьёз верил, что его читатели уже позабыли о данной мелочи! Но расчёт на плохую память читателя — так себе стратегия, поскольку всегда найдутся люди, способные освежить нужные воспоминания!

Интервью Лео Франка журналисту газеты «The Day Book» получило пафосный заголовок: «Человек в тени виселицы утверждает, что любовь доказывает его невиновность»

Вот другая цитата, также весьма характерная для демагогии Лео Франка: «Могли бы вы выглядеть и говорить, как я, и спать по 10 часов каждую ночь? Моё обучение, моя жизнь сделали меня человеком тонким, а вовсе не чёрствым. Я стал бы первым, кто почувствовал бы раскаяние и продемонстрировал бы его. Я похож на человека с демонами внутри? Желание совершить такое преступление, как убийство Мэри Фэйхан, не возникает одномоментно. Моя юность и жизнь в колледже показали, что я был чист, доказали, что у меня хороший характер и я утверждаю, что ни один человек без врожденного порока не смог бы убить Мэри Фэйхан. Я не мог бы убить её, поскольку не жил порочной жизнью, не мыслил порочным образом, а сие необходимо для подобного убийства.»[47]

Разумеется, аргументация подобного рода критики не выдерживала и истине не соответствовала. Подавляющее число закоренелых преступников прекрасно спит и раскаяния не испытывает, так что совершенно непонятно, к чему именно апеллировал в своём монологе Лео Франк. Честное слово, лучше бы он про прочитанные книжки рассказывал или делился бы воспоминаниями из студенческой молодости — такие рассказы «зашли» бы читателям лучше пустопорожних рассуждений про якобы отсутствующих демонов внутри. А упоминание о том, что приговоренный спит по 10 часов каждую ночь, ничего, кроме раздражения, вызвать не могли. Вот уж о чём точно не следовало говорить…

Закончил своё общение с журналистом Лео Франк неловким по форме и спорным по содержанию заявлением: «Преступления такого рода являются результатом не мгновенной страсти, а многолетнего порока. Я не убивал Мэри Фэйхан.»[48] В нём, как видим, всего два предложения,