но одно не следует из другого, а кроме того, ни одно не кажется истинным. По крайней мере, из текста интервью их истинность не следует, и если уж Лео Франк захотел сказать нечто подобное, то ему следовало бы аргументированно подвести читателя к именно такому выводу. Однако с точки зрения внутренней логики и аргументации концовка интервью выглядит совершенно беспомощным и бессвязным. Озвученный набор высокопарных демагогических утверждений, никак не убеждал читателя в непричастности Лео Франка к тому деянию, за которое его приговорили к смертной казни.

Вообще же, нельзя не отметить того, что все крупные тексты, безусловно принадлежащие Лео Франку [речь в суде, интервью «Atlanta Georgian» в феврале 1914 г. и интервью «The Day Book» через месяц], производят одинаковое впечатление. По их прочтению остаётся устойчивое ощущение, что произносивший их человек не понимал, что в его положении многое из сказанного звучит неуместно и его слова будут восприняты окружающими совсем не так, как ему хотелось бы. Это просто какой-то дар говорить не то, что следует, неспособность к тонкой психологической подстройке, отсутствие эмпатии.

Буквально накануне приведения смертного приговора в исполнение — 16 апреля 1914 г. — защита Лео Франка подала т. н. «чрезвычайное ходатайство» о назначении нового судебного процесса по вновь открывшимся обстоятельствам. Таковыми стали показания адвоката Уилльяма Смита (William M. Smith), прежде защищавшего Джима Конли. Вплоть до 24 февраля 1914 г. Смит был связан профессиональной присягой, запрещавшей ему говорить или предпринимать что-либо, идущее во вред подзащитному, однако после вынесения Конли приговора [напомним, он был осуждён на 1 год за помощь Лео Франку при сокрытии следов убийства] официальные отношения между адвокатом и клиентом закончились.

Смит, проанализировав известную ему информацию, пришёл к заключению, что защищал убийцу и его — Смита — действия косвенно способствовали обману правосудия. О чём именно шла речь? Ещё до начала суда над Лео Фрэнком в июле 1913 г. Уилльям Смит стал свидетелем разговора между солиситором Хью М. Дорси и доктором Генри Ф. Харрисом. Последнему, напомним, предстояло давать показания в суде о результатах судебно-медицинской экспертизы. В ходе разговора врач сообщил главному обвинителю, что волосы, взятые из волосяного покрова головы Мэри Фэйхан, не соответствуют тем волосам, что были обнаружены Барреттом в помещении участка металлообработки. Это сообщение на корню разрушало официальную версию, согласно которой налипшие на рукоять суппорта токарного станка волосы убитой девочки доказывали, что именно в «металлической» комнате она была убита. Дорси, получив информацию об этом, скрыл её от суда и скорректировал вопросы, которые задавал доктору Харрису, дабы не заставлять свидетеля лгать под присягой. Вопрос об идентичности волос жертвы и найденных в «металлической» комнате не обсуждался, в результате чего судья и присяжные были введены в заблуждение.

Это обстоятельство позволяло поставить вопрос об отмене приговора окружного суда и назначении новых слушаний. Дабы не возвращаться более к адвокату Смиту, сообщим, что он присоединился к команде защитников Лео Франка и вплоть до сентября 1914 г. проводил собственное расследование, результаты которого изложил в 100-страничном «стейтменте», официально заверенном нотариусом и переданном в распоряжении группы защитников.

В этом документе Смит обратил внимание на следующие детали:

1) Крики из «металлической» комнаты не слышны на 1-м этаже, где якобы находился Конли [стало быть, он либо выдумал эту деталь, либо… находился неподалёку от места совершения преступления или даже непосредственно на месте убийства].

2) Представляется крайне маловероятным, чтобы 2-е записки об убийстве, написанные от имени Мэри Фэйхан, действительно были написаны в офисе Франка. Причина тому состояла в том, что кабинет управляющего являлся местом общедоступным, а кроме того, напротив находились здания с 43 окнами, из которых можно было видеть происходившее в кабинете. Конли писал медленно и потому Франк должен был пустить его за письменный стол на довольно значительный промежуток времени. Это было бы хорошо видно из многочисленных окон напротив. Свидетель, имевший возможность в тот день наблюдать за окнами кабинета Лео Франка, был найден — этот человек неоднократно замечал управляющего, подходившего к окну и возвращавшегося к столу, но чернокожего мужчины в кабинете он не видел. А это означало, что если Конли действительно написал 2 записки от имени Мэри Фэйхан, стало быть, он сделал это не там и не тогда, где и когда рассказал об этом в своих признательных показаниях.

3) Язык 2-х записок, написанных от имени убитой девочки, прекрасно соответствовал разговорному языку Джима Конли. Именно такая речь использовалась во время дачи Конли показаний и в его переписке с сожительницей. Свой текст адвокат Смит завершил эмоциональным призывом: «Исправьте то зло, которое я помог совершить» («Undo the wrong that I have helped to do»).

Смит подвергся травле за свой поступок, общественное мнение сочло его Иудой, продавшимся за 30 сребреников. Профессиональная работа адвоката на территории штата стала невозможна, в его адрес стали поступать угрозы, в силу чего в октябре 1914 г. он был вынужден покинуть Джорджию и до конца жизни на родину не возвращался. Адвокат скончался в 1949 году на 70-м году жизни. За несколько часов до смерти, уже будучи частично парализованным и испытывая сильные затруднения дыхания, Смит попросил бумагу и ручку, сумев написать и подписать короткую фразу: «Я верю в невиновность и добрый нрав Лео М. Франка.» («I believe in the innocence and good character of Leo M. Frank.»)

Вернёмся, впрочем, к середине апреля 1914 г. Подача «чрезвычайного ходатайства» отменила исполнение приговора, которое, напомним, должно было состояться на следующий день. 22 апреля, менее, чем через неделю со дня подачи ходатайства, судья Бенджамин Х. Хилл (B. H Hill), тот самый, что выносил приговор Джиму Конли и ныне перешедший на работу из Верховного суда округа Фултон в Апелляционный суд, отклонил «чрезвычайное ходатайство», но постановил, что приговор не может быть исполнен, без проведения психиатрической экспертизы осужденного.

Эта экспертиза была проведена амбулаторно в течение одного дня — 25 апреля 1914 года. Лео Франк был признан здоровым, что удивительным не кажется, поскольку никаких указаний на душевную болезнь или расстройство в свидетельских показаниях мы не находим.

Что последовало далее?

Защитники Лео Франка предприняли все возможные в сложившейся ситуации действия, подав прошения о назначении нового процесса и ходатайства о признании судебной ошибки как в Верховный суд штата Джорджия, так и в Верховный суд страны. Ходатайства были призваны не допустить казни Лео Франка до того, как будет принято решение о назначении нового суда.

14 ноября Верховный суд штата Джорджии отклонил прошение о назначении судебного разбирательства по вновь открывшимся обстоятельствам. Через 4 дня — 18 ноября