«Вот я рогозу полщу». Он говорит: «Хто круг озерка может оббежать, того не корчить (сушить, опутать веревками), а хто не может оббежать, того корчить». У этого мужичка заец за пазухой был, и говорит: «У меня, — скае, — робёнок есть одноноцьный в пазухе, и тот оббежит, не то я». И выпустил робёнка и убежал он, и хвостя его не видел. Тот сто рублей ему и дал, который мужик сидел у озерка. Тот пошол домой богатый — это был рогоза. Потом лопата пошол бурлачить, братья богаты пришли... Шол лопата бурлачить, шол, шол, приходит далёко ль, близко ль там шол, приходит, сидит старик, жалезна лопата в руках, может быть, стопудова была. Мужик пришол у озерка: «Што ты делаашь?» — «Хто, — скае, может эту лопату здынуть, того, — скае, — не корчить, а хто не может, того и корчить». Так этот сам старик здынул высоко. А мужик эдак взял лопату и глядит в нёбо, туды под оболоко. «Што ты стоишь, смотришь?» А он говорит: «Оболоко роздвинетця, — скае, — я туды и брошу лопату». А он заноил: «Не бросай лопаты, а вот тиби сто рублей — деньги». Мужик получил, и стали три брата дома жить, жить побывать, добра наживать, от лиха избывать.

104

Жалостливая девка[56]

Жил-был старик со старухой и внуцят двое: внук да внуцька; внучку послали на берёг мочалу полоскати, вини-ка. И ну шла долго, и бабушка стоснулась по ей, пошла искать. Пришла на сходёнку, она сидит да плачет на сходёнки, внучка. «Што же ты, рожона, долго?» Там за озёрушком деревня была, она и говорит: «Выйду в эту деревеньку замуж, рожу паренька. Паренёк будет на двенацятом годку, пойдёт по молоденькому лёдку да и потонет». И бабушка начала плакать тут. Ну и дедушка пришол, стоснулся по их: «Што же ты, старушка, долго?» — «Ну... Ой ты, старицёк, внучка у нас што здумала; выйдет в эту деревеньку замуж, так родит паренька, паренёк будет на двенацятом годку, пойдёт по молоденькому лёдку и потонет». Потом дедка стал плакать тут на сходёнки. Ну и внук там стоснулся, што долго дедка нет. Ну, внук пришол к дедку. «Што же долго?» Бабка проговорить не может, дедка проговорит внуку: «Сестриця ваша што здумала! Как выйдет ёна в эту деревеньку замуж и родит сына, и сынок будет на двенацятом годку, пойдёт по молоденьку лёдку да и потонет». Ну ён плюнул: «Птфу, вот какии шальнии, — скае, — я пойду искать, есь ли ащё эдаких шальних, могу ль найти». Ну и пошол мимо байны, на байны трава выросла, и коров здымают на байну травы кормить (травы ись). А он сказываэт: «Што вы делаете?» А ему говорят: «Коров кормить, трава выкормить на байны». Он взял косу, траву выкосил косой и на зень вырыл (сбросил), и коровы съели на зёни. Ащё пошол: дом новый строен, окон нет, мешком свет в избу носит (мешком много ль принесёшь света в избу). Он взял топор, да окно вырубил, и стала фатера светла.

105

Репка[57]

Жили дед да баба, посеяли ёны репку. «Рости, рости, репка, вырости, репка, сладка». Пошол дедке репы рвать. Тяне-потяне, вытянуть не може, репка крепка не вырветця. И пришла бабка, поймалась за дедка, дедке за репку, тянут-потянут, вытянуть не могут. Пришол внук и поймался за бабку, бабка за дедка, дедке за репку, тянут-потянут, вытянуть не могут, репка крепка не вырветця. Пришла внуцька; внуцька за внука, внук за бабку, бабка за дедка, дедке за репку, тянут, потянут, вытянуть не могут. Мышка пришла, мышка репку съела, вырвала бабку, бабка за дедка, дедке за репку, тянут-потянут, вытянуть не могут, репка крепка не вырветця. Пришла внуцька; внуцька за внука, внук за бабку, бабка за дедка, дедке за репку, тянут, потянут, вытянуть не могут. Мышка пришла, мышка репку съела, вырвала.

106

Куда с бабой[58]

Шил мужицёк лодку и пошол смолы просить у смоленника. Он говорит: «Куды тиби со смолой?» — спрашиваэт. — «Лодка смолить». — «Куды с лодкой?» — «Рыба ловить». — «Куды с рыбой?» — «Робят кормить». — «Куды с робятма?» — «Овець пасти». — «Куды с овцями?» — «Шуба шить». — «Куды с шубой?» — «Баба греть». — «Куды с бабой?» — «Баба — надо спать».

107

Иван Ветрович[59]

Досюль жил цярь да цяриця, на ровном мести, как на скатерти. У его дочи была, вышла ёна в сад гулять; ветер завеял, ей подол подынулся и она понеслась. Сына родила, Иван Ветровиця. Стал ён ростеть не по цясам, а по минутам, стал на улицю выходить, с робятма баловать, кого за руку захватит, у того рука проць, за ногу захватит, нога проць, за голову захватит, голова с плець. Стали к дедушку жаловатьця ходить: «Вот у тебя какой внук зародился, што за воля ему за такая, што ён руки рвёт и ноги, надо его укоротить». Дедушко стал думать, гадать, как внука пёревесть. «Топерь внука, — скае, — надо послать за медведя искать, может, медведь переведёт». Ён пришол к дубу, сил на самой вершинки, пришло к ему два медведя. Взял ён медведя за голову, стал их трести голова за голову, до того вытряс, што пойти не могли, домой повёл медведей, к дедку. Дедко скаэ: «Опять пришол!» Он говорит: «Куды, — скае, — дедушко, жеребят класть?» — «Клади, гди коней побольше», — скае. Утром встал дедушко, пошол к коням, а всих коней медведь опахал (всих съел). «Што, дедушко, не сердишься ль?» Взял, ворота отворил: «Пойте с Богом. Дедушко на меня розсердился, дак пойте в лес». — «Эка беда! — ска. — Что со внуком делать?» Послал внука за травой куды-то в лис. «Там внука, — скае, — сгубят; нет, — скае, — ни конному, ни пешему, ни самому лешему прохода в том месте». И пошол туды. Што солдатов нападало на него, полки полками стоят; он в сторону помахнет, так ёны валом свалились вси; он в другу помахнет, валом валит всих. Пришол к дедушки, дедушка взглянул, опеть внук идёт. «Нигди нашему внуку переводу нит, надо отправить его к безсмертному Кощаю за тулупом, летом холодно, зимой жарко». Он дал матери перстень с руки. «Ну,