я тебе сделаю, на век свой дружбу не забуду, а збавь ты меня от лихой бабы, не спускай туды-ка». И ён его и вытащил оттуль. Ён скаже: «Ну, поди за мной вслед топерь». Ну, и ёны приходят в богатый дом. И ён говорит, цёрт: «Я пойду, говорит на вышку, заберусь на ночь, буду ночь там ломотить (покою не давать), а ты колдуном найдись; поди ночевать в тот дом. Ну а, — ска, — придёшь как на вышку, проси, — говорит, — ты сто рублей денег с хозяэв тых, а я пойду на вышку, а ты придь да скажи: "Я пришол, ты вон пошол"». Ну, и усмирилось и тихо, смирно стало, больше не шумит, и ему деньги отдали за это за колдосьво, што ён збавил от беды. И чёрт говорит: «Я ащё пойду свыше этого к купцю, я аще буду, — говорит, — так же, ты опеть найдись колдуном». И ён опеть так же это дело делаат: гремит, што думают хоромы розворотятця. Ну, и ён опеть пришол так же. «Дядюшка, говорит, не знаешь-ли цёго-нибудь, спокою не дае нисколько, однако хоромы розвороцяэт». Ему опеть сто рублей дали, и ён опеть пришол на вышку, опеть ска: «Я пришол, ты вон пошол». Ён говорит: «Ты больше за мной не ходи, двисти рублей наградили». И ён опеть шол в другое место, ломотит ноцьку и другу там, спокою не дает хрещоным. Его и просят, он не смеэ ити тудыкова. Ну и потом говорит: «Возми што тиби надо, — говорит, — только збав от этой беды, третью ноць спокою не имеам». Ну и ён на достатках боитця, хоть боитця, а пошол к нему на вышках тудыкова. Он приходит на вышку, а ён кулак заносит на его: «Ты зацим, говорит, сюды приходишь?» — надо его ударить (заносит руку-то)... А он говорит: «Смотри, говорит, деветь баб пришло таких, котораа одна тебя с норы выгнала, а таких деветь пришло». Он ска: «О, батюшко, я уйду из граду вон и со слыху вон уйду, только не допусти до меня этых баб лихих», — говорит. И ён ушол со слыху вон.

96

Проклятой внук[48]

Стал у бабки внук женитьця. Она взяла, его на венцяльном пороги прокляла. Как от веньця пошли, его цёрт и взял. Ну и осталась молодуха одна, и слёзно плацет-живёт, што мужа не стало. Ёна посылаат свёкра искать мужа, и свёкор стал на другой день и говорит хозяйке своей: «Спеки колубков с собой». И ён пошол в лес и в лесях там шол, шол, принашол избушку там в лесях. И пришол, колубки клал на стол, сам за пецьку сел. И идёт, во скрыпку выскрыпливает, а в балалайку выигриваэт. И приходит в эфту фатерку, са-дитця на лавку и говорит: «Жаль мни-ка батюшка, жаль мни-ка матушки», — а сам всё во скрыпку выскрыпыват, в балалайку выигриват: «Жаль мни молодой жены; хоть не жил я, розстался, хоть бы жил да потерялся». И отец и выходит с-за пецьки. «Ой, — говорит, — сын ты мой любезный, пойдём, — говорит, — ты домой со мной». — «Нет, — говорит, — батюшко, нельзя никак». И сын пошол, отец вслед: «Я от тебя не отстану; куды ты, туды и я», — говорит. И приходят оны к норы. Сын с отцём простился, в ноги поклонился, да в этту нору и пал. И отец постоял, постоял и не смел пасть и пошол, слезно заплакал, пошол домой. И приходит домой, жена и спрашиваэт: «Што, — говорит, — видел ли ты, батюшко?» — «Видел, — говорит, — да взять нёкак». И ён скаже: «Я, батюшко, завтра пойду, — говорит, — куды ён, туды и я. Я не отстану от его». — «Нет, ска, невеска, будет отстать». Она ска: «Нет, не отстану». Ну ёна и пошла по дороги, котору свёкор наказал. И ёна приходит опеть, колубки клала на стол, а сама за пецьку села. И идёт опеть, во скрыпку выскрыпываэ, в балалайку выигриваэ. «Жаль мни-ка батюшка, жаль мни-ка матушки, жаль мни молодой жены, хоть бы не жил я, розстался, хоть бы жил я, потерялся». Жонка и выходит с-за пецьки и ним с здоровия делаат. Ну ёна и говорит: «Ну, муж мой возлюбленный, куды ты, туды и я, я от тебе не отстану топерь». — «Будет, — говорит, — бедна, отстать». — «Не, не отстану». И приходят ёны опеть к эхтой опеть норы и розставаютця ёны слезно тут, и он ска: «Прощай, тебе меня больше не видать топерь». Она говорит: «Куды ты, туды и я». — «Нет, ска, ты след меня не ходи, сделай милось». — Нет, ска, я пойду, ни за што не отстану», — говорит. И ён пал, и ёна постояла, постояла да и пала след туды. «То, — ска, — всё ровно: гди он, там и я, одна жизнь». И ёна как пала след туды, там дорога, дом, а ён уж к дому подходит туды. А ён говорит хозяйки: «Ой, — ска, — погибли мы топерь зараз, ты и я, за меня топеряця свадьба играэтця, дочьку за меня выдавают». Ну ёны как приходят туды, так сидит старик в избы, страсть и глядеть. Он ска: «Это ты кого, — ска, — привёл?» Он ска: «Это жона моя». Она этому старику и в ноги. Он ю бил, ломал, лягал, щипал, всяко ю ломал. Как ён ю заступил ногой, так ёна худым голосом рыцит, на глотку стал. Потом говорит: «Несите ю, его да ю стащите обых к дому вон, откуль взяли их, штобы дух их не пахнул». Ну, их и потащили и притащили ноцью, о крыльце хряснули, так только хоромы задрожали, как ён притащил их. Тут ёна отворотила мужа назад. Тут ёны стали жить и быть и добра наживать, от лиха избывать.

97

Братья разбойники и сестра[49]

Жил старик да со старухой. У старика да у старухи было деветь сыновей и одинака доць. Оны жили, пожили, вси эты сынова выросли. И так отец и мать их приграживали, што живитя хорошо. Оны не чувсвовали, што им наказывали, но вси в воровсьво пошли; ни один из девети сыновей не вышел годной. Оны эту дочьку ростят, оны эту дочьку и выростили, стали