Таким образом, основное предположение Шахматова совершенно неприемлемо и все его построение рушится. Введение в новгородскую летопись было написано значительно позже «Повести временных лет», никакого первоначального свода в нем нет и следов.

Есть некоторые намеки на то, что введение написано еще позже, уже во времена татарщины, но этого предположения мы обсуждать здесь не будем.

Сложнее обстоит дело с содержанием самой летописи. Новгородская летопись, если мы внимательно сравним, есть безусловно только сокращенная «Повесть временных лет», из которой выброшено все, что не было интересно для Новгорода.

Откуда, однако, взялись немногочисленные и незначительные по объему расхождения между новгородской летописью и «Повестью временных лет»? Шахматов и другие полагали, что в местах расхождений проглядывает «Начальный свод», — мысль правдоподобная на первый взгляд. Но ведь «Начального свода» не было, наконец, все расхождения новгородской летописи по сути своей ошибочны. Как же могла ошибаться более древняя летопись, стоявшая ближе к событиям? Очевидно, причина лежит в чем-то другом.

Шахматов полагал, что некоторые расхождения в новгородских летописях объясняются тем, что последние были заимствованы из «Начального свода», эти же места в «Повести временных лет» были исправлены, ибо «Повесть» писалась в Киеве, где летописцу был открыт доступ к княжеским архивам, что и позволило ему найти и исправить ошибки «Начального свода».

Однако внесение в новгородские летописи сведений, расходящихся с «Повестью», можно объяснить и иначе: новгородский летописец, используя «Повесть» (что видно на каждом шагу) и создавая свою летопись, включил в нее некоторые сведения, противоположные «Повести», именно потому, что они касались Новгорода больше, чем Киева, и именно в Новгороде были воспоминания, расходящиеся со сведениями в «Повести».

Как обстояло дело, мы увидим далее, перейдем к рассмотрению самих расхождений. Вообще их очень мало и они ничтожны.

В «Повести» Рюрик, умирая, передал княжение Олегу, своему родственнику, по Новгородским летописям, Олег был воеводой Игоря. Оба сведения, однако, не исключают одно другого, ибо Олег мог быть и воеводой, и родственником Рюрика (и Игоря) в одно и то же время.

Далее, по «Повести» Олег был назначен опекуном Игоря самим Рюриком. По Новгородским летописям, у Игоря был воевода Олег, об опекунстве последнего ничего не сказано. И здесь опять-таки прямого противоречия нет, так как к моменту действия Игорь уже был взрослым и о его юных годах летописец просто умолчал за ненадобностью.

Более серьезное расхождение в том, что, по «Повести», в момент нападения на Киев Игорь был маленьким мальчиком, которого Олег вынес на руках, а согласно Новгородским летописям, Игорь принимал в этом походе участие как взрослый, и новгородская летопись влагает в его уста как раз то, что в «Повести» говорит Олег. Следующее расхождение в том, что во фразе о внутренней деятельности Олега в «Повести» вместо «Олег» в новгородских летописях вставлено «Игорь», сама же фраза осталась неизменною.

Наконец, сказано, что Игорь «приведе» себе жену, тогда как в «Повести» сказано, что Олег «приведе» жену Игорю. Последнее сообщение новгородских летописей наверное ошибочно: дело в том, что в древности было ходячее выражение «привести жену», но не говорили «привести себе жену». Приведение жены было обязанностью иных лиц, но не жениха.

Из сопоставления этих мест ясно видно, что обе летописи безусловно восходят к одному протографу, но что один из летописцев почему-то несколько изменил взаимоотношения Олега и Игоря.

Шахматовисты склонны объяснять расхождения в упомянутых двух летописях следующим образом. Летописец «Повести» был ярым сторонником единовластия и, в частности, династии Рюриковичей. На деле, мол, Олег вовсе не был родственником Рюрика и действительным князем Руси, он был только воеводой Рюрика и Игоря. Но если это так, то в самом начале истории династии происходит как бы некоторый срыв: первым киевским князем и всей Руси был не законный его властелин, а только его воевода. Поэтому летописец делает из Олега родственника и опекуна Игоря (по воле самого Рюрика) и, таким образом, все выглядит юридически правильно. Новгородский же летописец, не бывший таким сторонником единовластия, списал, мол, не мудрствуя лукаво то, что он нашел в «Начальном своде», т. е., что Олег был только воеводой у Рюрика, а затем Игоря, и никакого опекунства Олега над Игорем не было.

Таким образом, Шахматов находит в «Повести» фальсификацию, объясняемую излишним пристрастием летописца к идее единодержавия.

В построении Шахматова есть, однако, весьма уязвимое место: если творец «Повести» фальсифицировал историю, то можно поймать его на другом расхождении, на расхождении в возрасте Игоря. По новгородским летописям, Игорь в момент нападения на Киев был уже взрослым юношей, т. е. по крайней мере 18–20 лет. Так как нападение на Киев совершилось в 882 году, то Игорь должен был родиться в 864–862 годах; умер же он неестественной смертью в походе. Значит, во время похода 945 года ему было 81–83 года. Чрезвычайно маловероятно, чтобы в таком почтенном возрасте Игорь мог разъезжать по своим владениям за данью. Поэтому мы имеем основания думать, что в момент захвата Киева Игорь был действительно маленьким мальчиком. А раз это так, то ошибается именно новгородская летопись, а не «Повесть временных лет».

Переходим теперь к дальнейшим расхождениям между упомянутыми летописями, но расхождениям иного типа.

Неудачный поход Игоря, когда его корабли были сожжены греческим огнем, отнесен Новгородской летописью к 6428 году (т. е. 920), был он якобы во время царствования Романа в Царьграде. Руководителем разгрома руссов был патриций Феофан. В этом походе Игорь якобы не участвовал, он только «посла вои»; об участии Олега не сказано ни слова. Следующий, т. е. удачный, поход отнесен к 922 году, причем подготовляли поход Игорь вместе с Олегом, но пошел в поход только Олег, Игорь же остался в Киеве. Таким образом, согласно новогородской летописи, Игорь ни разу не ходил на Царьград, что безусловно неверно, ибо мы имеем свидетельства византийские и итальянские, что Игорь одним из походов (неудачным) руководил.

Каким же образом могла Новгородская летопись так сильно напутать? Вернее, как мог говорить явную чушь так называемый «Начальный свод»? Дело объясняется, по-видимому, весьма просто: путаница объясняется совсем иной причиной.

На самом деле мы имеем перестановку двух походов: неудачный поход 941 года с Игорем во главе, т. е. последующий поход, сделан Новгородской летописью предыдущим, а удачный поход Олега в 907 году сделан последующим. Откуда же эта перестановка? Является естественное предположение: причина кроется в испорченности рукописи «Повести временных лет» или чрезвычайно на нее похожего списка. Заметим, что все расхождения касаются исключительно времени Олега и Игоря, т. е. всего нескольких страничек. Никаких других расхождений нет.

Обращает на себя внимание, что сравнительно очень большое введение «Повести» в Новгородской летописи заменено совершенно кратким, хотя заимствования из введения заметны явственно.