всякий случай. Вдруг что-то случится у тебя дома… с тобой, с родителями.

– Интересно. Ну… это только мои проблемы. Зачем тебе в них вмешиваться? Я способен решить их сам.

– Никто и не спорит.

– Чего же ты тогда хотела?

– М-да, Андрей, тебе еще многое предстоит узнать о любви. В том числе и то, что твои проблемы теперь и меня касаются.

– Я не хотел, чтоб ты…

– Поздно, – Вика прислонила мобильник к уху. – Алло!

– Вика, это ты? – вещал старческий голос. – Я… Прости, что так рано. Я… я просто уже не знаю, что делать, куда звонить, о чем думать.

– Марья Степановна, все нормально. Говорите.

На проводе была шумная, тучная и вечно взволнованная бабулька, живущая этажом ниже квартиры Андрея и его родителей. Женщина пожилая, одинокая, со своими тараканами в голове. Она то помогала и сочувствовала Андрею, то грозилась добиться выселения их семьи из дома. Притом, что ее непутевые сыновья (ныне покойные) в свое время только и делали, что безвылазно бухали с отцом и матерью Андрюхи. Вот у нее и зуб на жильцов сверху, хотя, если поразмышлять, она сама виновата. В общем, доживает свои годы в тесной квартирке совершенно одна с кучей болячек и бессонницей, лишь изредка выползая на лавочку у подъезда и частенько путая соцработника с дочерью, что живет в другом городе и не желает общаться с матерью. В таком возрасте стариков колышет в разные стороны. Неясно, что ей взбрело в голову на этот раз: добро или подлянка. Но Виктория вновь удивила Андрея: когда только она успела найти контакт с такой непростой особой, как Марья Степановна? Бабка от скуки недавно решила, что она старшая по их обветшавшему подъезду, обязана знать все обо всех и единолично решать, кто хороший, кто плохой, а кто вреден. Нетрудно догадаться, к какой категории она отнесла семью Андрея.

– Хоть кто-то откликнулся…

– Что у вас случилось?

– …Мы звонили, стучались – никто не отвечает.

У Вики екнуло в груди.

– Что произошло? Объясните.

– Так, – тетка на другом конце провода взяла себя в руки, – этот паршивец Андрей с тобой?

– Да, он рядом. Но с каких пор он паршивец?

– С давних, внученька, с давних. Срочно дай ему трубочку, – доброта в ее голосе исчезла.

Вика протянула телефон Андрею – он твердо решил отгородиться от всего, что может на него сейчас вылиться.

– Андрей! Где тебя носит? Приезжай немедленно и прекрати это безобразие!

– Доброе утро, во-первых, – сурово начал Андрей. – Какое еще безобразие?

– Вы меня топите! У меня течет с потолка: в ванной и в коридоре. А подо мной еще три этажа, между прочим. Там же люди, – Андрей припомнил своих соседей – еще те люди: алкаши, нарики, воры. – С кого за ремонт спрашивать?! Чего вы там устроили?!

«Всегда у нее виноваты только мы», – подумал Андрей.

– А меня это не касается. Мне без разницы, – решил отфутболить соседку он.

– Как это понимать?

– В аварийку звоните.

– Мы же дверь выломаем.

– Сомневаюсь, что вы вообще способны кого-нибудь разбудить в такой час… Вообще, делайте что хотите, – такие резкие ответы поразили даже Вику – Андрей не хотел связываться с прошлым.

– Андрей, что с тобой? Ты пьян?

– Я трезв как никогда. А вы, Марья Степановна, все ищите повод упечь меня в детдом или в тюрягу, да?

– Что ты несешь?! Приезжай сюда немедленно!

– Почему вы не соизволили так же строго сказать своим сыновьям, чтобы они завязали бухать и прекратили спаивать моих родителей?!

– Ты, гаденыш, даже не смей поднимать эту тему.

– Почему же?! Вам всем… всем вокруг было плевать на то, что происходит в нашей семье. Сколько красивых слов вы говорили. Но ничего не сделали. Только ждали, когда нас попросту не станет над вашими головами. А сейчас хотите, чтобы я решал ваши проблемы? Да сколько лично вы уперли вещей из нашего дома?!

– Ты… ты…

– Всем, в том числе родителям, пол моей жизни было плевать, что со мной творится. Отчего следующий остаток жизни я хочу придерживаться вашей же позиции. Так что мне плевать!

– Но…

– У вас еще аргументы есть?! Я поражаюсь. Вы дружили с моей мамой. Мой отец помогал вам, когда ваши отпрыски бросили вас.

– Хочешь бросить своих родителей?

У Андрея кольнуло в сердце.

– По-моему, у твоих родителей очевидные улучшения.

– Ничего бы не случилось, будь кто-то с ними рядом.

– Разве это не твоя роль?

– У меня уже нет сил. Счастливо оставаться!

Трубку выхватила Вика. Ей показалось, что Андрей сейчас метнет мобильник куда подальше.

– Молодые люди, ваши паспорта и билеты, – напомнила проводник.

– Секундочку, – сказала ей Вика. – Марья Степановна…

– Вика, ты хоть образумь этого идиота.

– Скажите, кто-то дома есть?

– Топал кто-то. Видела, вроде Варя домой шла с ночной смены. На телефоны никто не отвечает… Вика, нельзя же так.

– Мы что-нибудь придумаем, – прошептала она.

Объявили о завершении посадки на их поезд.

– У меня плохое предчувствие, – Вика подошла к Андрею.

– И ты туда же?! Их дела меня не касаются.

– Уверен?

– Да.

– Она говорит, что видела, как твоя мама возвращалась домой. А если с ней что-нибудь случилось?

Девушка на мгновение увидела в глазах Андрея страх и трепет из-за больной матери, но луч сострадания перекрыло мальчишеское упрямство. Паренек подошел к вагону и обернулся к Вике, что стояла в отдалении:

– Доставай билеты. Чего стоишь?

Виктория не сдвинулась с места – не позволяли совесть и интуиция. Если они сейчас уедут, то совершат грандиозную ошибку, уверена она.

– Через две минуты отправление, – напомнила проводница.

– Мы можем уехать и завтра, – предложила Вика.

– На что ты намекаешь? Хочешь, чтобы мы вернулись и проверили? После всего, что я сделал, лишь бы откреститься от прошлого, которое мешало мне всю жизнь?

– Только убедиться, что все в порядке.

– Не думал я, что в самый решающий момент наши позиции станут диаметрально противоположны.

– Я желаю тебе только добра, Андрей. Но одновременно я чувствую: что-то не так. И ты тоже это чувствуешь – не ври, незачем скрывать.

– Ты ошибаешься.

– Нет, никогда. Я просто… люблю тебя. Если ты веришь, подойди ко мне и обними меня.

– У тебя, оказывается, такие высокие моральные принципы. Для всех ты такая бунтарка.

– Ради любимых все мы меняемся. Бунтарство – это лишь способ защиты.

– В таком случае я недостоин твоей любви.

– Ты столько лет защищался. Я не верю, что ты… настоящий ты сможешь вот так взять и…

– Ты не понимаешь. Завтра мы уже ничего не сможем – нас найдут.

– Никак я понять не могу, чего ты боишься больше: