Конечно, подобная версия происхождения забора на том берегу канавы могла быть чистой фантазией, родившейся в перепуганной и плохо соображающей башке, но сам-то забор был реальностью. А это означало, что нас приперли к стенке. Осталось только расстрелять.

Само собой, что на столь изменившемся ландшафте я уже не мог припомнить, где был вход в Лопесовы подземелья. То ли вверх по канаве бежать, то ли вниз? И это при том, что и сверху, и снизу вдоль канавы уже топали «тигры». Промежуток между концами «хомута» был немногим больше двухсот метров. На край канавы из-под прикрытия кукурузы мы не высовывались, и заметить нас вроде бы не заметили, но сунься мы поперек междурядий — засекли бы сразу. Это отсрочка максимум на четверть часа…

— Ну, куда? — спросила Кармела. — Вверх? Вниз? Веди, Сусанин! Не торчи, как шпала!

РНС молчала. Если Сорокин накрылся, то ждать подсказок неоткуда. Никто не даст мне силу, чтобы перемахнуть через канаву и забор, да и раньше, прямо скажем, РНС действовала в пределах нормального, если дело касалось физических возможностей, а не интеллектуальных.

Я сам решил, что бежать нужно вниз. Таня — за мной. Мы бежали поперек междурядий, и теперь нас заметили. Стрелять не стали, как видно, прошли те времена, когда хайдийские войска начинали палить очертя голову и даже драться между собой по нескольку часов, будучи не в силах координировать свои действия. У нынешних «тигров» с подготовкой было все в порядке. Мы бежали прямо на них, они наверняка уже залегли и приготовились. Можно было бы повернуть назад или броситься вправо, но везде нас ждало одно и то же. Хана.

То, что мы вылетели на небольшую проплешину в кукурузных зарослях, я поначалу не воспринял как спасение — мало ли огрехов допускается при полевых работах? И лишь узкая щель, правильным полумесяцем обозначившаяся в земле, подсказала: это то самое место.

Я вспомнил, как удивился тогда, когда Капитан, набрав на отобранном у Паскуаля Лопеса пульте цифры «1492» — год открытия Америки Колумбом, заставил сдвинуться с места целую лужайку. «Лужайка» располагалась в огромной стальной «миске», закрывавшей шахту, а на место лужайки снизу поднялась стальная площадка лифта со стоящим на ней вертолетом.

Взрыв, уничтоживший подземелья «Лопес-23», докатился и сюда. Во всяком случае, он сдвинул и покривил «миску» с «лужайкой», а в земле осталась месяцевидная щель. Что там сейчас творилось внутри — понять было сложно. Вполне могло оказаться, что, сунувшись туда, мы провалились бы в стометровую пропасть. Но другого способа уйти от «тигров» не было. И я, упершись руками в края щели, опустил ноги туда, откуда тянуло замогильным холодом…

Нет, никуда я не сорвался. Под ногой очень быстро нащупался металл, рука ухватилась за какую-то погнутую стальную штуковину, а другая еще за какую-то, и таким макаром я нашел под землей точку опоры. Следом спустилась Кармела.

Света было достаточно, чтобы разглядеть: мы стоим на разбитом и смятом вертолете, который в свою очередь покоится на покореженной, перекособоченной и оттого никуда не провалившейся лифтовой площадке. Именно до этого уровня нас когда-то опустил Капитан, набрав код «1776» — год основания США. Тогда по сторонам мы увидели три стальные двери. Паскуаль рассказывал, что оттуда на площадку выходили охранники. Сейчас этих дверей не было, их вдавило в дверные проемы, сорвало с петель и повалило.

Пульта, чтобы еще раз набрать «1776» и опуститься еще на двадцать метров вниз, у нас не было. Да и вряд ли здешние механизмы захотели бы работать. Надо было тем не менее срочно убираться с площадки, потому что ругань и пыхтение «тигров» слышались совсем близко. Они уже подбежали почти к самой щели.

— Где гранаты CS? — заорал какой-то начальственный голос.

— А кто приказывал их брать, сеньор лейтенант? Вы приказали взять только осколочные…

Мы слушали перебранку, уже соскочив с вертолета на площадку и пробравшись в одну из дверей. Гранаты с газом CS ребята забыли в очередной раз, но очень кстати для меня и Кармелы.

— Да бросьте им любую, все равно эта штука еле держится! — посоветовал кто-то. Наверху послышалось строгое:

— Всем отойти на двадцать шагов!

Щелчок, затем граната лязгнула по мятому борту вертолета. Мы с Кармелой отскочили от дверного проема и упали на пол… Грохнуло!

Сразу после того, как воздушная волна укатилась куда-то за наши спины и пошла гулять по еще неведомым нам подземным лабиринтам, а осколки перестали рикошетить по шахте, послышались сперва скрежещущий лязг, потом грохот, затем удаляющийся, но мощный гул и, наконец, тяжелый далекий удар…

— Я же говорил! — торжествующе крикнул кто-то сверху. — Площадка грохнулась! Если они и были там, то разбились всмятку!

Голоса стали удаляться. Когда их стало совсем не слышно, мы подобрались к дверному проему и поглядели…

Площадка с вертолетом исчезла напрочь. Остались лишь какие-то массивные рельсы-направляющие, покореженные конструкции, на которых держалась «миска», закрывавшая шахту. Полукруг света, проникавший из щели, высвечивал на двадцатиметровой глубине арку — она когда-то вела к вагончику. Но шахта на этом уровне не заканчивалась. Площадка с вертолетом провалилась так глубоко, что разглядеть их было невозможно.

Наше положение было не самое лучшее. Добраться по гладкой бетонной стене до щели-полумесяца не смог бы даже альпинист, тем более без специального снаряжения.

— Ну, а теперь куда? — спросила Кармела.

— Куда-нибудь… — Я неопределенно махнул рукой в сторону подземного коридора, уводящего от шахты.

— Учти, — заметила Таня, — «тигры» вышли к асиенде из-под земли, через заваленный ствол. Они и сейчас могут быть там.

— Учту, — вздохнул я.

Она достала фонарик, посветила вперед. Метрах в двадцати коридор заканчивался лестницей, похожей на те, что имелись в подземельях «Горного шале», но хода наверх не было — только вниз. В стене коридора было две двери, обе сорванные с петель. За обеими дверями были небольшие комнатушки. В первой стоял стол с телефоном, тумбочка с телевизором, у которого при взрыве лопнул кинескоп. На полу в пыли валялись осколки от разбитого плафона, опрокинутые стулья, письменный прибор, давно испортившиеся электронные часы. Здесь, похоже, сидела бодрствующая пара охранников, а отдыхали они во второй комнатушке, где стояло два топчана, обитых клеенкой.

— Посидеть, что ли? — устало сказала Таня. — Все ноги оттопала…

Уселись друг напротив друга. Я спросил:

— Может, теперь скажешь, откуда ты здесь взялась?

— Тот же вопрос могу и я тебе задать.

— Я? Честно и благородно приехал как турист. С законной женой, при паспортах и визах. А ты, насколько я помню, в это время оставалась в Москве, у нас в центре.

— Ты своей памяти не верь ни в чем. Она липовая от и до. Точнее, настоящего в ней много, но вранья — очень много. Я своей уже давно не верю и не знаю, что правда, а что ложь. Я даже сейчас не знаю, вживую с тобой говорю или это опять кто-то придумал.