Вообще, несмотря на короткие лапы, бегала она необычайно быстро — неслась, стелясь над землей, вскинув хвост и насторожив уши. Часто на бегу она лаяла, словно подбадривая себя, и звонкий колокольчик ее задорного голоса разносился далеко. Машка никогда не лаяла просто так — всегда находилась уважительная причина поднять шум.

Чаще всего это были чужие люди, слишком близко подошедшие к ограде станции. Машка сама решила, что все силы положит на охрану приютивших ее и отдавалась караульной службе со всем пылом.

Пыла этого у нее было предостаточно, и скоро уже остальные собаки прислушивались к ее голосу: не звенит ли знакомый колокольчик? Стоило им услышать заливистый лай, как они всей толпой срывались с места и мчались туда, подбадривая Машку. Очень часто оказывалось, что мчались они зря, — человек, не обращая внимания на лающую по другую сторону забора собаку, просто проходил мимо. За это Машка получила прозвище Аферистка, но, видимо, ничуть не обиделась бы на него, даже если б понимала человеческую речь.

В разгар зимы окружавшие ее псы наконец поняли, что судьба послала им не просто товарища по играм и охоте на чужаков, но и хорошенькую сучку. Старый Джулька не имел в ее глазах никаких шансов, Барс был слишком молод для любви и, кроме того, сильно обогнал ее в росте, а потому Машка остановила свой выбор на Рыжем. Ставший к тому времени прекрасным и по-своему симпатичным псом, он не мог не завоевать ее сердца.

От этого союза перед самыми мартовскими праздниками родился щенок. Шестого марта впервые из-под крыльца, того самого, где два с половиной года назад появился на свет сам Рыжий, послышалось попискивание. Педагоги и дети, работавшие в теплице, ходили по крыльцу на цыпочках и шепотом укоряли Машку за то, что она не могла выбрать для своего отпрыска более подходящего места. А она бегала тут же, вертелась у всех под ногами и молча слушала замечания в свой адрес.

Погода в те дни стояла прекрасная — была первая в году оттепель, но уже десятого числа ударили жуткие морозы. И это не могло не сказаться на Машкином потомстве.

Выглянув в окно, я увидела ярко выделяющуюся на снегу черную Машку. Она целеустремленно спешила в сторону павильона от теплицы, а в пасти ее болтался темный комочек. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: она собралась перенести щенка в другое место.

Я выскочила ей навстречу. Машка ничуть не удивилась моему появлению и спокойно позволила вынуть малыша из пасти. Присев рядом на снег, она уставилась на меня пытливым взглядом: «Ну, то ты можешь мне сказать?»

А что я могла? Едва руки мои коснулись маленького упитанного тельца, как все стало ясно. Щенок уже не дышал.

Однако еще происходят в жизни чудеса. Сколько бывало таких случаев, когда малышей удавалось спасти от смерти, согрев! Много ли им надо, маленьким? Я принялась растирать короткие лапки и холодный животик крошечной сучки. Показалось мне или нет, но вдруг задняя лапка ее дрогнула, и она сделала попытку вздохнуть!

Пасть ее, сморщенная, как у бульдожки, была забита землей: ведь появилась она на свет в норе, где отродясь не было подстилки. Силой разжав крошечные челюсти, я начала выковыривать землю и почувствовала, как шевелится язычок. Щеночка была жива. Машка смотрела на мои действия внимательно, но без волнения. Догадавшись о том, что я хочу сделать, она ткнулась носом мне в руки.

— Ну, Машка, ну, давай! — Я подсунула щенка ей под нос. — Давай спасай дочку!

Ее язык, теплый, материнский, лучше моих рук сможет вернуть жизнь крошечному тельцу, разгонит по жилам кровь, заставит дышать. Но собака словно не понимала, чего от нее хотят. В глазах ее стоял немой вопрос: «Зачем?»

Пока отогревала щенка, я сама замерзла и поспешила укрыться вместе с ним и следовавшей по пятам Машкой в теплице. Раньше оттуда усиленно гоняли всех собак, особенно Джульку и неразлучного с ним Рыжего, оберегая рассаду и зимний сад. Но сейчас строгий запрет не имел значения. Я устроилась на трубе отопления, положила щенка на колени и снова принялась массировать.

Здесь у меня самой не сводило пальцы, и дело быстрее пошло на лад. Вскоре малышка начала проявлять несомненные признаки жизни, и Машка оживилась. Усевшись рядом со мной, она обеспокоенно принюхивалась и пробовала лизать мне руки, но делала это как-то неуверенно, словно сомневалась в успехе.

— Машка, ну что же ты? Ты поможешь ей лучше, чем я!

Щенок уже шевелил лапами, и я поняла, что все, что могла, уже сделала. Оставалось одно: подтащив к батарее ящик из-под рассады, я застелила его найденной тут же мешковиной и уложила щенка и Машку. Собака не сопротивлялась, но относилась ко всему с удивлявшим меня равнодушием. «Чему быть, того не миновать, и спорить тут нечего. Судьба такая», — говорили ее глаза.

И она оказалась права. Несмотря на мои усилия, щенок на следующий день умер. Мать его догадывалась о том, что он не жилец на свете, и сама не спешила тратить на него силы — они ей были нужны для воспитания новых щенков.

Уже через несколько дней Машка снова загуляла, а в разгар лета ощенилась опять.

Отцом ее двоих дочек снова был Рыжий. Статью обе пошли в Машку — толстые таксочки с задорно торчащими кверху хвостиками и острыми ушками, обещавшими вскоре встать торчком, как и у матери. Одна из них унаследовала и ее окрас, черный с рыжими подпалинами, и светлые брови. А другая была темно-рыжей с почти черной пастью — в отца.

Обе девочки появились на свет в теплице, в том самом ящике из-под рассады, загнанном покоя ради глубоко под стеллаж, так что лишь приземистая Машка могла туда протиснуться. Едва открыв глаза, они понемногу начали вылезать на свет божий, и только тут их хорошенько разглядели. В тот же день обе девочки получили имена в честь героинь шедшего тогда сериала — светленькую назвали Марией, а темную Викторией.

Сознаюсь, что грешно собаку кликать человечьим именем. Но после кошек Эстерситы и Сантаны, после крысы по кличке Дикая-Роза-Вероника-Кастро (немножко длинно, зато полностью отражает характер этой маленькой угольно-черной самочки) и тех же Беллы с Моникой маленьких сестричек можно было назвать только так. Они даже характерами походили на своих сериальных тезок — светленькая Мария была невероятно робка и боялась всего на свете, предпочитая держаться от людей подальше, а темная Виктория, наоборот, не признавала запретов и бесстрашно лезла на руки людям. Когда кто-нибудь заходил