Он начал хандрить. В особенности его расстраивали военные оркестры. Всякий раз, когда по улице проходила военная часть под звуки «Типерери» или «Прощай», на щеках Стэнли выступал слабый румянец, глаза загорались, спина выпрямлялась. Но отряд скрывался из виду, музыка затихала, от топота марширующих людей оставалось лишь эхо в его сердце, и Стэнли вздыхал, снова весь как-то обмякнув. Волновали его и плакаты. Ерроу с готовностью отозвался на призыв в армию, и в очень многих домах висели на окнах плакаты: «Из этого дома ушёл человек сражаться за короля и отечество». Слово «человек» печаталось большими буквами, а Миллингтон всегда с гордостью считал себя человеком «с большой буквы».

А плакаты на столбах! Строгое выражение на лице Китченера, и палец, который указывал на него, Стэнли, не желая оставить его в покое. Проходя мимо этих плакатов на столбах, Стэнли кипел, краснел, мучился и стискивал зубами трубку и спрашивал себя, до каких же пор он будет терпеть это.

Впрочем к окончательному решению привёл Стэнли не этот указующий перст, а банкет бывших воспитанников Сент-Бэдской школы. Банкет происходил накануне вечером в Тайнкасле, в ресторане Дилли. А сегодня Миллингтон, глядя через стол на Джо, важно изрёк:

— Джо, во Франции происходят важные события, а я в них не участвую!

Джо не понял, его первым чувством было облегчение, так как он боялся, что Стэнли узнал о его махинациях с сурьмой.

— И я должен вам сообщить, — продолжал Стэнли уже громче, с истерической ноткой в голосе, — что я решил вступить в армию.

Молчание, насыщенное электричеством.

Потрясение было так сильно, что Джо совсем ослабел. Он побледнел и пролепетал:

— Но вам нельзя… Как же с заводом?

— Об этом мы поговорим потом, — отмахнулся Стэнли и заговорил быстрее. — Завод вы от меня примете, а я уеду. Вчера вечером окончательно решил. Вчера на банкете. Господи, и как я только это пережил, не знаю. Поверите ли, все, все, кроме меня одного, — в военной форме. Все мои товарищи в мундирах, а я один среди них в штатском. Я чувствовал себя совершенным чужаком. И все смотрели на меня этак, знаете, словно хотели спросить: «Ну, как делишки, спекулянт?» Хемпсон, мой одноклассник, очень славный парень, прямо убил меня: он уже имеет чин майора. А Роббинс, этот замухрышка, который в школе не был даже во второй команде, теперь — капитан, имеет две нашивки за ранения. Говорю вам, Гоулен, я этого не вытерплю. Я должен тоже вступить в армию.

Джо судорожно перевёл дыхание, пытаясь собрать взбудораженные мысли.

Он всё ещё не смел поверить, — это было слишком чудесно, чтобы быть правдой.

— Но вы руководите делом большой государственной важности. И вас отсюда не отпустят.

— Должны будут отпустить! — рявкнул Стэнли. — Дело теперь идёт уже само собой. Договоры заключены и выполняются автоматически. Расчёты ведёт Добби, и затем имеетесь вы. Вы ведь в курсе всего, Джо.

Джо поспешно опустил глаза.

— Что же, — пробормотал он, — пожалуй, это верно.

Стэнли вскочил и зашагал по комнате из угла в угол.

— Я не такой уж восторженный человек, но должен вам сказать, с тех пор как я решил ехать на фронт, я чувствую такое воодушевление… Да, дух святого Георгия ещё жив в Англии, он не умер, поверьте мне! Мы боремся за правое дело. Какой же порядочный человек может спокойно мириться со всем этим, с этими воздушными налётами и подводными лодками, и насилованном честных женщин, и бомбардировкой госпиталей, и стрельбой в детей, — о господи, даже когда об этом читаешь в газетах, начинает кипеть кровь.

— Мне ваши чувства понятны, — сказал Джо, не поднимая глаз от пола. — Это чёрт знает что! Если бы не моё колено, я бы…

Заболевание колена, на которое ссылался Джо, он открыл у себя, побывав в какой-то подозрительной лечебнице на Коммерческой улице и выложив семь фунтов и шесть шиллингов за медицинское свидетельство. С тех пор он начинал сильнейшим образом хромать всякий раз, когда в воздухе пахло новым призывом в армию.

Стэнли, шагавший взад и вперёд, был занят исключительно самим собой.

— Я ведь имею право на чин офицера. Я три года проходил военное обучение в Сент-Бэде. Мне понадобится неделя-другая, не больше, чтобы подготовиться, а там я надеваю мундир Батальона воспитанников закрытых учебных заведений.

Новая пауза.

— Так, — медленно сказал Джо и откашлялся. — Но миссис Миллингтон это не понравится.

— Да, конечно, она не хочет, чтобы я шёл на войну! — Стэнли засмеялся и хлопнул Джо по спине. — Ну, развеселитесь, молодой человек! Очень мило с вашей стороны так огорчаться, но эта чёртова война не долго протянется, раз я в неё вмешаюсь. — Он остановился и посмотрел на часы. — Ну, а теперь вот что: я тороплюсь в город, я сегодня завтракаю с майором Хемпсоном. Если не вернусь к трём, то вы, может быть, заглянете к Ратли и переговорите с ними насчёт последней партии гранат. Старый Джон Ратли вызывал меня, но и вы можете объяснить ему всё, что нужно.

— Хорошо, — сказал Джо печально. — Я схожу.

Таким образом, Джо отправился к Ратли и вёл со старым Джоном утомительный и сложный разговор насчёт дефектов отливки, пока возбуждённый Стэнли мчался в город завтракать с Хемпсоном.

В пять часов, когда Стэнли после нескольких тостов лежал в клубном кресле и смеялся до колик, слушая очередной анекдот майора о некой девице и некой кофейне, Джо крепко и почтительно жал руку главе фирмы Ратли, а старик с угрюмым одобрением говорил себе, что этот молодой человек знает своё дело.

В тот же вечер Джо поспешил к Моусону с свежими новостями. Моусон долго молчал, выпрямившись в кресле и сложив руки на животе; кожа на его облысевшем лбу собралась в складки, маленькие глазки внимательно смотрели на Джо.

— Что же, — сказал он, как бы размышляя вслух, — это нам на руку.

Джо не выдержал и ухмыльнулся.

— Мы с вами сумеем извлечь из этого пользу, Джо, — сказал Моусон хладнокровно, потом крикнул жене: — Мать, принеси-ка нам бутылочку виски!

Они вдвоём выпили всю бутылку, но когда около полуночи Джо возвращался домой, бушевавшее в его крови опьянение было не от виски. Его опьяняло сознание своего успеха, сознание, что его ждёт власть, деньги, все на свете. Наконец-то и для него «открывается будущее», как выразился Джим. О да, головокружительное будущее. Теперь он попадёт в среду больших людей — и только нужно не зевать, тогда он станет и сам большим человеком, чёрт знает, каким большим! О господи, ну не чудесно ли это? Чудесный город Тайнкасл, чудесный воздух, чудесные улицы, чудесные дома! Теперь у него есть цель — нажить состояние, и оно у него будет! Да, придёт время — и у него будет чёртова тьма денег. Какая чудная ночь! Как луна освещает это белое здание! Что это за здание? Кажется, общественная уборная? Ну, что же, всё равно — чудесная уборная!.. На углу Грэйнджер-стрит проститутка заговорила с ним.