Тогда судебный врач не станет подменять смерть от черепно-мозговой травмы смертью от сердца!

18

Такие следователи, как Хомин и его послушный ученик Сунин, как только осознали, что среди нас есть Велиары, решили использовать их в своих корыстных целях. Сейчас им удается, пока не изменится законодательство в сторону усиления ответственности судебного врача и не появится прецедент уголовного дела по такой статье, как дача заведомо ложного заключения по срокам, приравненным к срокам наказания по статье рассматриваемого уголовного дела. Начальники областных бюро должны стать участниками повторных и комиссионных экспертиз и ставить свою подпись. Без всего этого Велиаров не остановить. Это невозможно. Их можно только изолировать от общества на красной зоне.

…Молчалина знала меня и раньше, и откровенно дурачить не хотела. Она несколько смущалась, и какое-то время ждала от начальника, вдруг он что-то скажет. А тот не хотел ничего говорить. Он выжидал, чтобы услышать, что буду нести и болтать я, как человек словоохотливый и общительный. Но я и сам недоумевал, видя их замешательство и откровенное желание переложить ответственность, уже друг на друга, даже в этой, как мне казалось, простой ситуации, чтобы что-то пояснить мне.

– Сергей Петрович, а давайте с вами пройдем в амбулаторию по приему живых лиц. Мы проводили экспертизу с Якушевой Ларисой Павловной. Пожалуй, вместе мы вам и объясним! – как-то не навязчиво Молчалина предложила мне избавить от напряжения Пупка, которое она в нем тоже увидела.

«Если «мы проводили эту экспертизу», значит, заключение уже готово, – подумал тут я. – Но у нас в городе: в суде, в комитете, в прокуратуре, у адвокатов – стояла гробовая тишина. Где и у кого заключение зависло? И не находится ли оно у судьи Сербенева? Поэтому он мне сказал – не ищи на свою жопу приключений? Он уже все знает – решил я, – и пытается уберечь меня от роковых шагов и действий, чтобы не съела меня достопочтимая Наталья Евгеньевна. Чтобы не кончилось для меня все так же плохо, как закончится для Маскаева».

Якушеву мы застали в кабинете за компьютером. Она смотрела в экран, словно влипла в него, или буравила его взглядом. Так внимательно и сосредоточенно смотрят в микроскоп, когда, наверное, изучают не меньше, чем частицу или молекулу совести. Молчалина села рядом на стул, который тут же стоял. Мне сесть никто не предложил, да и стульев больше не оказалось поблизости. Распоряжаться и нести другой стул самому, я не счел возможным в чужом кабинете.

– Лариса Павловна, вот Сергей Петрович интересуется по девочке Маскаевой! – Молчалина изображала наигранную непринужденность, как если бы она была не при чем. Хотя я потом узнаю, что они обе подписывали само заключение. Всю работу сделает Якушева по указанию начальника. Но если Молчалина ставила и свою подпись, то они должны нести и солидарную ответственность.

Лариса Павловна – худая, грубая, некрасивая женщина с квадратной головой и таким же лицом, с черными, густыми, мелко вьющимися волосами. Они плотно, как шапка, облегали ее голову. Сзади будут удерживаться скрученной и завязанной косичкой. Заговорила она жестко, и не смотрела в мою, и вообще, даже в нашу сторону.

– Я ничего никому не должна! Могу ничего не говорить! Есть следствие. Есть суд. Все вопросы к ним! – заявила Якушева. С одной стороны, она говорила правильно. Но как она себя вела: зажавшись, словно молодой начинающий артист на сцене, напыщенно пыжилась – выдавало в ней неуверенного народившегося теленка. А если говорить о женском роде, значит, телку с неуверенной поступью, где обессилившей и безразличной отелившейся матерью, то есть коровой, выступала сейчас Молчалина. Тогда я начал раскачивать ситуацию.

– Ну, видите ли, Лариса Павловна, у девочки есть надрыв девственной плевы, а разрыва, как такового, нет! – я тоном в голосе нажимал на нее так, словно делал их виноватыми, что если они видели надрыв и не описали.

– Ну и что? – возмутилась тут Лариса Павловна. – По приказу, у вас тоже должен быть такой приказ, если есть «надрыв», мы его квалифицируем как «разрыв»! – она все еще не поднимала на меня глаза, но уже заводилась, будто я их выводил на чистую воду.

– Лариса Павловна, ее отверстие девственной плевы не пропускает два вместе сложенных пальца! – припечатал я ее таким аргументом, о котором она сама хорошо знала. Молчалина опустила голову, перелистывая бумаги, что захватила с собой, и с ними она уже была в кабинете у начальника.

Тут Якушева, наконец, подняла глаза и с уверенностью, как в божьей истине, начала нести бесовскую чушь:

– А мы и не должны по нашим инструкциям и приказам, которыми руководствуемся, вводить пальцы, если видим «разрыв»! – она так сказала, что даже не поверила самой себе, что умела столь нагло и умело в глаза постороннему врать. А я сразу решил, значит, они написали не «надрыв», а «разрыв». – Вот вы выворачивали у нее девственную плеву, чтобы увидеть внутреннюю сторону и перегородки во влагалище?

Я опешил. Какая внутренняя сторона? Какие перегородки? При чем тут вся подобная ахинея и глупость? Но я признаюсь честно, в тот момент она выбила из меня что-то главное, вроде как стержень, на котором я держался до нашего разговора с ней. Я даже не успел подумать и сообразить, и зачем-то ответил:

– Нет! – и ответ был правдой. Я никогда не делал того, о чем она сейчас поведала мне.

– Ну вот! Вам надо об этом почитать! – она теперь так говорила, словно прощалась со мною и показывала это всем своим видом, и тут же отвернулась опять к компьютеру. Молчалина тоже тогда встала. Считала, что разговор окончен, и что объяснения для меня они дали исчерпывающие.

Мы нервно попрощались друг с другом. И я не узнавал себя. Я был обескуражен. Чувствовал себя оплеванным, как простой недоучка. Вышел на улицу, во двор огромного бывшего клинического городка, где и располагалась теперь вся областная судебно-медицинская экспертиза, занимая здания и помещения бывшей медсанчасти № 5. И только за воротами, за проходной, я стал немного приходить в себя и понимать, что произошло со мною, прямо только что. И что за напасть свалилась на меня… Две ученицы Велиара талдычили мне ложь, выдавая ее за правду. Как я мог выворачивать девственную плеву, чтобы посмотреть ее изнутри, и зачем? Я нигде о таком не читал. А если бы я решил подобное сделать, точно уже дорвал бы надрыв до конца, превращая его в самый настоящий разрыв. И невольно подумал, неужели они все уже сделали сами? И какие