«Боудикка», величайший из лэндшипов, стояла в авангарде целой флотилии более мелких судов, которые щетинились броней, пушками и гусеницами и выглядели как мутировавшие версии основной модели. Технология все еще считалась экспериментальной, чертеж не был окончательно утвержден, и все суда, которые, как я впоследствии узнала, собирали в отдаленных, скрытых от глаз районах Шотландии, были изготовлены в той или иной степени кустарно.

Когда мы бежали к «Боудикке», многие машины уже были заведены и нас окружал рев двигателей и струи дыма. Повсюду суетились инженеры, обслуживающие этих монстров до последнего, хотя они вот-вот должны были тронуться с места. Было такое чувство, что мы готовимся к старту где-то на гонках в Бруклендсе. Наблюдая, как экипаж и инженеры смеются и похлопывают друг друга по спине, я почувствовала, что этих мужчин объединяет особый дух товарищества – присущий людям, вовлеченным в подобные состязания. И в голове проскользнула отстраненная мысль: интересно, это впечатлило бы марсиан?

Эрик, по своему обыкновению, внимательно следил за нашей реакцией.

– Она просто нечто, не правда ли? По дорогам она, конечно, едет быстрее, хотя асфальт и проминает. Но и на пересеченной местности развивает достойную скорость, а с учетом ее размеров найдется не так уж много препятствий, способных ее остановить.

Верити, в которой была сильна практическая жилка, скептически хмыкнула:

– Почему у нее три колеса? Помню, в детстве я каталась на трехколесном велосипеде. Тогда я и предположить не могла, что кому-то придет в голову увеличить его до таких грандиозных размеров.

Эрик расхохотался:

– С задним колесом гораздо проще рулить. Только и всего.

– Выглядит она впечатляюще, – выдохнула я на бегу. – Но что может уберечь ее от теплового луча?

Мы наконец подошли к машине вплотную. Эрик постучал по корпусу рукой в перчатке, а затем соскреб немного маскирующей краски, под которой показался желтоватый металл.

– Узнаете? Поверх алюминиевого каркаса здесь броня, для которой мы использовали один из наших ценнейших ресурсов – металл марсианских цилиндров. Мы так и не научились производить его самостоятельно, так что все это срезано с тех самых цилиндров, что приземлились в Суррее пятнадцать лет назад. Этот металл призван защитить тех, кто находится внутри корабля, когда он входит в атмосферу на межпланетной скорости, – так что даже тепловой луч не способен его разрезать. Команды исследователей в университетах и на военных базах потратили годы на то, чтобы в этом убедиться. Собственно говоря, броня уже прошла испытание боем.

Я заметила, что он не сказал, где именно: участие Британии в войне на русском фронте до сих пор официально держалось в тайне.

– Что ж, рада это слышать, – ответила я.

Мы подошли ко входу, который своими скругленными углами напоминал корабельный люк. На землю от него спускался небольшой трап. Сначала мне показалось, что это единственное отверстие в броне, не считая смотровых щелей и оружейных платформ, находящихся на спонсонах – выступах по обе стороны корпуса – достаточно больших, чтобы уместить одного-двух стрелков. Однако потом я заметила перископы, слегка выступающие поверх корпуса. Похоже, этот корабль в каком-то смысле можно было назвать и субмариной.

Эрик нетерпеливо помахал нам, зовя внутрь.

Мы, не успев завязать шнурки и надеть кожаные шлемы, вскарабкались по трапу и попали в нутро машины. Я тут же отметила, что это пространство нам предстояло делить с двигателями, которые занимали большую часть помещения: два громадных блестящих зверя – дизельные двигатели от фирмы «Санбим», разработанные, как мне сказали, для подводных лодок. Гигантские оси передач и поперечные валы направляли движущую силу к исполинским колесам. Стены и выкрашенный в белый цвет пол ярко освещались электрическими лампами – я не заметила ни единого лучика дневного света. Это было сложно организованное пространство, состоящее из кают и перегородок, мостков и трапов, ведущих к турелям и на башню, – тесное, но геометрически правильное и упорядоченное, в котором даже винтики были выкрашены белой краской. Я почувствовала себя мышью, забравшейся под капот машины.

Здесь все было загромождено, словно в передвижном оружейном магазине: у каждой стены стояли стеллажи с разложенными на них снарядами и пулями. В люках под полом хранились разнообразные инструменты; кроме того, через них можно было попасть в машинный отсек судна. Немногие оставшиеся уголки были забиты другими вещами, такими как буксирные канаты, фляги для воды, шприцы со смазкой, защитная одежда, противогазы и очки.

Тут запустились двигатели – в замкнутом пространстве их звук превратился в оглушительный вой, – и машина мощно содрогнулась.

– Нет места для экипажа! – возмутилась Верити, пытаясь перекричать шум.

– Мы что-нибудь придумаем, – прокричал Эрик в ответ. – Не беспокойтесь: вы в самых надежных руках, какие только можно найти. Машину поведет не кто-нибудь, а сами Стерн и Хетерингтон; вся эта конструкция – их рук дело.

Я едва их слышала. Позже я заметила, что члены экипажа общались на неком подобии языка жестов, а порой, чтобы передать друг другу сообщение, стучали по трубам гаечным ключом.

Эрик снова закричал:

– Так, вы двое, займитесь чем-нибудь полезным. Джули, у нас не хватает одного члена экипажа, так что полезайте на этот спонсон – видите ту дверь в корпусе? Вы можете наблюдать за обстановкой, пусть даже и не умеете обращаться с оружием; здесь везде есть телефонная связь. Я буду на мостике. А вы, Верити, – вы ведь медсестра?

Он отодвинул кучу одежды и достал из-под нее аптечку с ярким красным крестом на белом фоне. Мне показалось, что аптечка ничтожно мала.

– Не совсем. Я из добровольческого медицинского отряда.

– Что ж, это лучше, чем то, что было у нас раньше, то есть ничего. Но когда начнется заварушка, просто не путайтесь под ногами! О, и еще: не подходите к двигателям. Они нагреваются так, что на них бекон можно поджарить…

Так что я взобралась на свой спонсон, где еле хватало места для откидного сиденья, в которое я втиснулась, оказавшись перед рычагами огромной пушки. Ноги у меня оказались задраны, шея – вывернута, я едва могла пошевелиться, и с каждой минутой тело начинало ныть все сильнее.

Лэндшип подался вперед – с резким рывком, которому, как я подозреваю, он был обязан гигантским шестерням, и свирепым дребезжанием, поскольку никакой подвески у него не было.

Мы отправились в путь! Члены экипажа радостно заулюлюкали, а я стиснула зубы, надеясь, что переживу эту поездку.

Наши водители, Стерн и Хетерингтон, как позже оказалось, принимали важное участие в разработке лэндшипа – и то, что они были на борту, я считаю большой удачей.

Капитан Альберт Стерн был добровольцем из гражданских, которому затем было присвоено звание офицера, а капитан Томми Хетерингтон – бравый кавалерист с богатым воображением – служил в Восемнадцатом гусарском полку. Судно, на борту которого мы находились, по всей видимости, родилось из зарисовки Хетеринга на салфетке, когда тот обедал с Черчиллем в одном из лондонских клубов. В то время наши самые мощные военные машины были морскими судами, и в Марсианской войне от них было мало толку. Черчилль был одним из немногих, кто понял, что такие мощные военные технологии следует перенести на сушу.